— Ты хочешь сказать… — расхохоталась она. — Не может быть. Извини, не удержалась.
Саймон, улыбнувшись, потрогал щеку.
— Ранен в бою с пухлым херувимом. Дадут мне медаль?
Озадаченно слушавший Эрнест наконец нарушил молчание.
— Сначала что-нибудь дезинфицирующее, дорогой, а потом подумаем о медали. Сейчас вернусь.
Морщась при виде содранной кожи, Николь отряхнула его костюм.
— Извини, — повторила она. — Это совсем не смешно.
— Уход, — сказал он, — вот что мне требуется. Тебе придется уложить меня в постель и измерить температуру. Поди сюда. Покажу, как измерить без градусника.
— Ммм, — произнесла Николь минуту спустя. — Думаю, будешь жить.
При появлении Эрнеста с ватой и синтолом они разжали объятия, и Николь принялась промывать раны.
— Надеюсь, — начал Саймон, вздрагивая от боли, — тебе уже можно показать его, Эрн. Его нашла для тебя Николь. Когда ты его приручишь, он тебе страшно понравится.
Они спустились вниз и прошли через ресторан. Снаружи, на террасе, прислоненный к каменному бассейну, устремив взор на долину и горы, стоял снятый с постамента и отключенный от водяной системы херувим. Миссис Гиббонс пробовала на зуб его медную трубку.
— О, мои дорогие, — воскликнул Эрнест, — какой замечательный человечек! Гиббонс! Оставь его в покое!
Сияя от удовольствия, он со всех сторон обошел херувима.
— Ты говорил, что нужен фонтан.
— Божественно. И он действительно работает?
— Так, словно выпил полторы дюжины пинт доброго пива, Эрн. Как по-твоему, не слишком вульгарно?
— Ни в коем разе. Это же воплощение беззаботного наслаждения. Не могу выразить словами, как я рад. — Он благодарно обнял Николь. — Это так мило с твоей стороны, я уже вижу, как там звенит струя. Точно знаю, где его поставить — под тем самым деревом. — Взглянув на Саймона, смолк, прикрыв рот ладонью. — Надо угостить тебя стаканом вина, и тогда мы расскажем тебе о дереве.
Деликатно сплюнув в жестяное ведро, мадам Понс сделала заметку в тетрадке, содержавшей ее соображения о будущем винном погребе отеля. Она сидела в маленьком подвале с земляным полом неподалеку от Жигонда, на столе перед ней выстроились бутылки без этикеток, сквозь подошвы проникал холод, тусклый свет сорокаваттной лампочки высвечивал глубокие тени на внимательном лице сидевшего напротив мужчины.
— Итак?
Месье Констан был одним из десятков виноградарей в округе, кто на свой страх и риск занимался изготовлением и розливом собственного вина, вместо того чтобы продавать виноград кооперативу. Если вино удавалось, доход был выше. А если отель люкс, о котором говорила мадам, возьмет несколько дюжин ящиков, о вине разойдется слава, соответственно вырастет цена, и месье Констан сможет тогда прикупить пару гектаров по соседству, которые так плохо обрабатывал немощный и глупый сосед. Вот почему так важно произвести впечатление на эту дородную женщину.