— Любопытно взглянуть, как вы там скважины законопатили. Покажете?
Когда мы прибыли на промыслы, группа чекистов из Нефтегорского райотдела НКВД, взрывники и специалисты-нефтяники Байбакова и начальника «Краснодарнефти» Апряткина подчищали последние «Мелочи». Ни одна скважина уже не работала, демонтировано было наземное оборудование — компрессорные, качалки, подстанции. Остальное подлежало уничтожению.
После осмотра промыслов военные уехали, а мы приступили к делу.
Пока работали, не очень-то думали о противнике. Надеялись, что, взяв город, он застрянет там ненадолго, а может, даже удастся выкурить его оттуда. И когда кто-то из нашей группы крикнул: «Немцы!» — для всех это было полной неожиданностью. Действительно, по горному серпантину со стороны станицы Апшеронской, вздымая далеко заметное облако пыли, двигалась механизированная колонна фашистов.
Оставив взрывников на месте и дав команду приготовиться и ждать моего сигнала, я поспешил к штабу. На крыльце небольшого дома в окружении своих генералов стоял С. М. Буденный. Вид у него был озабоченный, даже хмурый. Заметно было, что он чем-то недоволен, усы грозно вздернуты кверху.
— Товарищ маршал, — обратился я к Буденному, — немцы в четырех-пяти километрах... Я сам видел, товарищ маршал. Штабу угрожает опасность.
Буденный немного помедлил, потом повернулся к начальнику штаба:
— Командуйте, генерал, сниматься. Сведениям чекиста не могу не доверять.
Потом ко мне подошел Иван Федорович Рябинин, начальник Нефтегорского райотдела НКВД.
— Прощай, Алексей, мне пора в лес.
Некоторое время назад он был утвержден командиром партизанского отряда, сформированного из местного партактива и чекистов.
— Удачи тебе! — И мы крепко с ним обнялись.
Вскоре я узнал, что в первых же боях с фашистами он был убит.
Как только штаб фронта выехал из Хадыжей в сторону Туапсе, мы приступили к уничтожению оборудования нефтепромыслов...
Потом долго догоняли штабную колонну. Шоссе было забито отступающими частями, людьми, автомашинами, подводами, гуртами скота. Все это, тревожимое частыми бомбежками и обстрелами с воздуха, неспешно двигалось на юг в зное и пыли августовского дня. Давно уже на Кубани не было такой жары, как в то лето.
Я всматривался в лица беженцев — женщин, стариков, детей. По большей части они были хмурыми и озабоченными. Что заставило их сняться с насиженных мест? Это было то самое «туземное», по выражению Розенберга, население, которому гитлеровцы громогласно сулили рай земной, а на деле готовили участь рабов, согнанных в резервации. Но эти люди, судя по всему, не очень-то жаждали насладиться фашистским раем и предпочли ему тяготы и лишения эвакуации.