Он ушел, а Жанна долго обдумывала свое положение. Интересно, как они собираются заполучить короля в ее постель? Разве что похитят и привезут связанным?
Эта нелепая мысль немного развеселила.
После обеда от Парисов пришел большущий оплаченный счет на новые наряды и всякие мелочи. Жанна растерянно смотрела на огромную цифру, которую гарантировали банкиры, и понимала, что ее просто покупают. Стало очень тошно, но тут ее взгляд упал на акварель, сделанную в Сенарском лесу. В этих местах она встречала короля летом… сердце бешено забилось.
Нет, даже если ей предстоит всего ночь с тем, о ком она столько мечтала, если потом он пренебрежительно забудет о ней, она готова. Ради одной ночи готова даже быть зависимой от Парисов и изменить мужу!
Утро в Версале начиналось для всех по-разному, но для одного человека всегда одинаково. Этим человеком был король.
В чьей бы спальне его величество ни провел ночь, с рассветом он обязан быть в собственной постели и либо спать, либо изображать сон, если в действительности проснулся давным-давно. Этикет обязывал.
Пожалуй, ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО ЭТИКЕТ был единственным, кому безропотно подчинялись даже те, кто в остальном не подчинялся ничему. Особенно усердствовал прадед Людовика XV, предыдущий король Людовик XIV, который возвел Этикет в ранг абсолюта, сильно осложнив жизнь и себе, и придворным, и своему правнуку.
Рано поутру, старательно скрывая зевоту – придворные дамы за раскрытыми веерами, а кавалеры за кружевными манжетами своих камзолов, – в приемном зале ждали появления церемониймейстера с объявлением, что его величество проснулся.
За те дни, что король страдал сначала в Ля Мюэтте, а потом в Трианоне, двор несколько отвык от необходимости ни свет ни заря топтаться в ожидании церемонии поднесения королевского ночного горшка, и теперь многие были даже не против, если бы таковую вообще отменили. Но кто мог посягнуть на святая святых – ЭТИКЕТ?! Ни-ни, никто не рискнул бы, даже король, которому тот страшно досаждал.
Все вернулось на круги своя: печатая шаг, в зал вышел церемониймейстер, важно и медленно прошествовал на середину, строго оглядел собравшихся, грохнул о пол здоровенным жезлом и провозгласил хорошо поставленным голосом:
– Первый смотритель ночного горшка его величества!
Не менее важно и медленно к нему приблизился, держа ночную вазу в вытянутой руке, исполненный важности от сознания своей роли в жизни короля и двора придворный.
Убедившись, что ваза прибыла, церемониймейстер снова ударил об пол:
– Второй смотритель ночного горшка его величества!