Последняя любовь Екатерины Великой (Павлищева) - страница 47

Сам Павел Петрович страданий супруги не разделял, он уверял Марию Федоровну, что все чертежи будут присылаться им для подписи даже в Европу, а уж Карл Кюхельбекер, который остается надзирать за строительством, столь пунктуален и придирчив, что ни единой оплошности не допустит. К тому же Чарльз Камерон хотя и сноб да надменен, но свое дело знает.

Великокняжеская пара, заметив доброе отношение Ланского к их детям и ответную любовь мальчиков к фавориту государыни (за год Саша весьма подружился со своим маленьким тезкой – внуком Екатерины), тоже приняла его всем сердцем. Заехав в Ораниенбаум вместе с мужем, великая княгиня рыдала:

– Я была бы даже спокойней, зная, что рядом с мальчиками вы, Александр Дмитриевич.

– Я-то что? – разводил руками Ланской и принимался успокаивать княгиню, уверяя, что государыня – лучшая бабушка, какая может быть, оставлять с ней мальчиков не просто безопасно, но и желательно. А время в путешествии пролетит быстро, зато сколько можно будет рассказать сыновьям! – Я так жалею, что не имею возможности поехать с вами! Столько всего увидеть, со столькими людьми побеседовать!

Павел Петрович как-то странновато посмотрел на опального фаворита и усмехнулся:

– Я государыню вчера спрашивал, не взять ли вас с собой. Она ответила отказом, мол, самой нужен. А к чему нужен, коли рядом Мордвинов есть?

Мария Федоровна сверкнула на мужа глазами, тот понял, что последнее сказал зря, и постарался поправить:

– Но она мигренями жестоко мучается.

Эта фраза заслонила для Ланского все остальное и Мордвинова тоже. У Екатерины мигрень! Он знал, что нужно сделать, когда государыня страдает головными болями. Нужно взять ее голову на колени и ласково гладить волосы, перебирать прядку за прядкой, пока не пройдет. Знает ли о том Мордвинов? Вдруг не знает?!

Ланской едва вытерпел до конца визита великих князей и бросился писать Перекусихиной с советом подсказать новому фавориту, как сделать, чтобы облегчить боли государыни. Написал, едва отправил, как поутру из Петербурга примчался нарочный…


Государыню действительно который день мучила невыносимая мигрень. Перекусихина чувствовала себя даже виноватой, но только в том, что сказала все неосторожно, а не в том, что вообще сказала. Она уже ждала опалы, а пока таковой не было, усердно ухаживала за государыней.

Екатерина лежала, туго перевязав голову и время от времени прикладывая к вискам смоченную уксусом повязку. В спальне царило молчание, и Мария Саввишна, и Захар двигались на цыпочках, говорили шепотом, зная, что каждый звук, каждый стук отдается в голове их хозяйки болью.