Около двенадцати часов буксирные тросы были наконец заведены. Артиллерийские расчеты стали у орудий. «К-22» дала ход. Но буксировка продолжалась минут пять, не более. Предательская зыбь сделала свое дело, и тросы лопнули. Попытались применить буксировку лагом, то есть борт о борт. Ничего не получилось — снова помешала зыбь. Тогда опять начали буксировку в кильватер. Но на этот раз не только лопнули тросы, но еще и вырвало кнехты у «катюши».
Решили вместо буксирного проса использовать якорь-цепь. Ее начали было разносить по палубе, но вблизи от нас появился самолет. Он выпустил несколько ракет в сторону лодок и повернул назад, к берегу. Часы показывали 13.20. Видимость была полной. Вдали, в фиорде, появился какой-то корабль. Положение складывалось угрожающее. Мы рисковали потерять обе лодки. И тогда Виктор Николаевич, используя полномочия, данные ему командующим, отдал приказ, рассчитанный на самый последний, крайний случай:
— Личному составу «четыреста двадцать первой» покинуть свой корабль и перейти на нашу лодку! Захватить с собой секретные документы.
«Катюша» отвалила носовые горизонтальные рули и подошла к правому борту «щуки». Началась пересадка людей. Моряки прыгали на перо руля, а там их подхватывали на лету два краснофлотца и помогали подняться на борт подводного крейсера.
Эвакуация началась своевременно: снова близ лодок появился самолет и, развернувшись, улетел назад. С минуты на минуту могло последовать нападение.
Мы с Видяевым обошли все отсеки, убедились, что никого на «щуке» не осталось. Поднялись на мостик и остановились у просоленного морской водой, обтрепанного штормовыми ветрами корабельного флага. Наступила горькая, тяжелая минута молчаливого прощания с родным кораблем. Из оцепенения нас вывел усиленный мегафоном голос Котельникова:
— Иван Александрович, поторопись, а то погубим оба экипажа.
Это было разумное напоминание. Я глянул на Видяева, прижавшегося к флагу со слезами на глазах.
— Пошли, Федор Алексеевич!
Сначала я, потом Видяев (обязанность и право командира покинуть корабль последним!) перешли на «двадцать вторую». Тут я заметил уголок Военно-морского флага, выглядывающий из его кармана. Перехватив мой взгляд, Федор, как бы оправдываясь, сказал:
— Это я тот, что поновее, на память взял. А старый вон он, поднятым остался.
Я молча пожал Феде руку. Молодец! Он и в самом большом горе, какое только может постичь командира корабля, держался как надо.
Мы поднялись на мостик. Там кроме командира и вахты стояли корреспондент «Красного Флота» Алексей Петров, флагсвязист бригады Болонкин, командир «Л-22» Афонин. Лодка отошла от израненной «щуки» кабельтова на полтора и развернулась к ней кормой. Бедный отвоевавший корабль! Он был дорог всем нам, как живое существо.