А потом, словно в сказке, все ее расчеты и замыслы потускнели в блеске того, что оказалось — как ни удивительно! — любовью! Так что им ничего не оставалось делать, как уехать в Таллулу, штат Луизиана, и обвенчаться в местной баптистской церкви в присутствии ее растроганной мамы и отчима и зажить счастливо и беспечально.
Что ж, они не были несчастливы. Ей, по крайней мере, не казалось, что они несчастливы. Но их брак пока еще не прошел проверки на прочность и не испытал никаких конфликтов, никаких опасных поворотов. А теперь, когда она родила, она почему-то ощущала такую печаль и пустоту — не только из-за ребенка, но вообще из-за всего. Вот она лежит в незнакомой комнате, окруженная цветами от незнакомых людей, а Мередит поглощен работой над новой пьесой, весь во власти нового увлечения. Эти проклятые цветы предназначались вовсе не ей и не ее ребенку, а — ему. Все, все цветы, кроме тех, конечно, что он ей сам подарил.
Она попыталась припомнить статью о послеродовой депрессии, которую она как-то читала в «Ридерс дайджест». Автор писал, что самое главное — обращать внимание на светлые стороны событий. У нее опять был красивый плоский живот, она опять могла пить и не чувствовать подступающую тошноту, и не беспокоиться, что будущий ребенок родится с врожденной склонностью к алкоголю.
Отчасти именно поэтому — ведь с их приходом появилась возможность немного выпить и повеселиться — она просияла, когда к ней в палату зашел Джеггерс, а за ним — Клинт Кертис.
Сэм Джеггерс, агент Мередита в Нью-Йорке, презентовал ей серебряную зубную щетку, купленную в магазине Дженсена. «У всех нынче серебряные ложки, но серебряная зубная щетка — это вещь полезная!» — с этими словами Джеггерс отдал Элейн глупую безделушку.
— А что надо выдавливать на нее — средство для полировки серебряных вещей или зубную пасту? — спросил Мередит.
Он сидел у окна с пьесой в руках, пробегая глазами исправления в тексте. Он был похож на собственную статую в натуральную величину, установленную в углу. Но теперь, когда в палате появились посторонние, он оторвался от текста и начал изрекать остроумные вещи.
— Ну, все, что я могу сказать, — начал Клинт, — это то, что она вам еще пригодится. Я считаю, что все любимцы публики должны обзаводиться дочками. Чтобы наводить на них страх Господень. Правильно?
— Правильно! — отозвался Джеггерс.
Они стали прохаживаться по палате. Элейн было бы грех жаловаться: они такие милые! Особенно Клинт, который сел рядом с ней на краешек кровати и оказывал ей знаки внимания, словно настоящий джентльмен-южанин из старых романов. Джеггерс и Мередит стояли у окна, шутили о чем-то или говорили о делах, а, может быть, и то и другое. Но она вновь почувствовала себя частью событий, или, по крайней мере, не такой оторванной от жизни. Но вдруг вошла няня и сообщила, что пора кормить Мерри.