Она встала, подошла к кромке воды, постояла на влажном песке, глядя, как волны прибоя играют у ног. А потом, без особого желания, но словно из чувства долга — глупо же не воспользоваться такой возможностью! — она вошла в море, погрузилась в воду и проплыла несколько метров. Вода была неприятно теплая, но привкус соли на языке ей понравился. Она вышла из воды. Гринделл протянул ей полотенце. Она обтерлась. Потом вернулась в гостиницу, приняла душ и приступила к долгому и скучному ритуалу подготовки к вечернему выходу.
В восемь в дверь постучали. Миссис Ките открыла — это был Фредди. На нем был смокинг, а под ним жилет с отделкой из черного стекляруса.
— Вот что я принес вам — посмотрите! — сказал он.
Мерри сидела за сервировочным столиком, который вкатила горничная, и ела сэндвич с бифштексом и зеленым салатом. Она взяла у Гринделла большой коричневый конверт и распечатала его. Внутри она нашла программу сегодняшнего вечера в красной бархатной папочке. Вместе с программой лежал белый конверт. Она распечатала его и увидела приглашение на прием:
«Президент городского совета по туризму Венеции Леопольдо Наззари настоящим имеет честь пригласить вас на прием по случаю открытия XXI Международного Кинофестиваля, который состоится в воскресенье 23 августа 1959 года в полночь во Дворце дожей.
Для одного лица».
В конверте лежал экземпляр «Синему ндис», итальянской ежедневной киногазеты, или, как гласил ее девиз: «Ежедневного вестника зрителей».
На второй странице была помещена большая фотография Мерри и статья о ней.
— Встречаемся в девять в вестибюле гостиницы, — сказал Гринделл. — Это все, что я хотел вам сообщить. Прием начнется в четверть десятого. Так что спускайтесь чуть пораньше.
— Отлично, — сказала она. — У нас будет достаточно времени.
Вечер был похож на сахарную вату или пенящееся шампанское: воздушный, легкий, пьянящий, но скучноватый, роскошный, но мимолетный. Так бывает, когда смотришь в калейдоскоп и на мгновение видишь красивый узор. Этот узор сразу же переливается в другой узор, так что его потом невозможно не только вновь увидеть, но даже вспомнить. Ощущение бесплотности Венеции (город, как и предупреждал ее Уотерс, был и впрямь похож на театральные подмостки с декорациями) здесь, в «Лидо», преследовало ее неотступно. Отель, несмотря на внушительные размеры, казался каким-то замком из песка, который построил на морском берегу дерзкий ребенок и которому суждено быть смытым вечерним приливом.
В назначенный час Мерри выскользнула из лифта в вестибюль и увидела ожидавших ее Клайнсингера, Хью Гарднера и продюсера Арнольда Финкеля, а также Фредди Гринделла, который должен был се сопровождать. И, похоже, весь зал только и ждал ее появления. При том, что вестибюль был весьма просторным, если вынести банкетки и стулья, тут вполне можно было играть в поло, — он все же производил впечатление временной декорации; такое впечатление, возможно, создавали гигантские фотографии, развешанные по стенам: Джульетта Мазина, Софи Лорэн, Марина Влади… И ее отец. И она. Казалось, стены отеля возвели только для того, чтобы они послужили фоном для этих портретов, а само здание являлось лишь подпоркой для стен-времянок.