Она выслушала мистера Джеггерса, потом взяла маленький золотой карандашик и записала на карточке Мерри еще один номер.
— Большое вам спасибо, мистер Джеггерс… Да, я понимаю, и мне очень жаль… Да, спасибо. До свидания.
Потом она набрала другой номер и попросила Мередита Хаусмена. Очевидно, ей предложили назвать свое имя, потому что она сказала:
— Агата Престон из Мэзерской школы… Да, правильно, Мэзер, как Коттон Мэзер[20]. Эм-э-зе-э-эр.
Мерри слушала, как мисс Престон рассказывает отцу о нарушении правил поведения в школе и о том, что за этим должно последовать. Или точнее, она не столько вслушивалась в сами слова, которые были вполне предсказуемы, сколько следила за мелодичными интонациями голоса директрисы, которые придавали странный ритм ее отрывистым репликам, а потом мисс Престон надолго умолкла. Мерри лениво подумала, что это там отец мог говорить мисс Престон. Конечно, все равно это ничего не могло изменить.
Но она ошиблась. Настроение мисс Престон вдруг резко переменилось, и она повторяла в паузах: «Понимаю, понимаю, да, понимаю», но теперь как-то сердито, даже свирепо — поджав губы и сузив глаза.
— Это неслыханно, мистер Хаусмен, — сказала она после паузы, которая была длиннее прочих. И потом: — Ладно, я еще раз обдумаю ваши слова и извещу вас о своем решении через мистера Джеггерса, если вы не возражаете. — Пауза. — Да, я не сомневаюсь, что вы поступили бы именно так, но в данном случае я беспокоюсь о себе. Я бы предпочла иметь дело с мистером Джеггерсом. И надеюсь, вы извините меня за то, что я побеспокоила вас по поводу происшествия, которое мне показалось в высшей степени возмутительным и весьма тревожным симптомом. До свидания.
Прощаясь с отцом, она чуть ли не плюнула в трубку, а потом грохнула ее на рычаг с такой яростью, какой в ней Мерри раньше и не подозревала. Она взглянула на Мерри, вздохнула — может быть, этот вздох помог ей снова взять себя в руки — и передала то, что только что сказал ее отец.
— Боюсь, — начала она, — что разговор, который я имела сейчас с твоим отцом, был безрезультатным. И то, что он сказал, я уверена, совсем не предназначается для твоих ушей, однако я, пожалуй, расскажу тебе. Думаю, я просто должна это сделать.
Но, произнеся это, она погрузилась в молчание, словно все еще раздумывала. Или, возможно, она просто пыталась облечь в подобающую форму то, что услышала от Мередита Хаусмена, перевести его слова на свой язык, в свой стиль — в стиль, подобающий для разговора директора школы со своей ученицей. Мерри ждала, сгорая от любопытства, но тем не менее оставаясь внешне совершенно невозмутимой.