— Наоборот, сделали даже больше, чем мне требовалось. Благодарю, вы теперь свободны.
Светлана положила перед собой записку и набрала номер заместителя директора Большого театра, который был «в курсе всего». А Щербак вышел в прихожую и поднял параллельную трубку, о которой Светлане знать было совершенно незачем. Но контроль есть контроль, мало ли что!..
— Али Магомедович? Это — Волкова, — безапелляционным тоном начала Светлана. — Не дождавшись известия от вас, решила позвонить сама и напомнить, уважаемый...
— A-а, ну наконец-то! — безумно обрадовался заместитель. — Куда ж это вы запропастились, дорогая моя?! А мы тут вас просто обыскались! Столько дел! Столько проблем! Борис Ильясович — тот совсем, можно сказать, извелся! Да вот и отбыл по нашим оргделам, знаете ли, в ваши бывшие Палестины, думаю, еще с недельку там пробудет. А как ваше здоровье? Поправилось наконец? Или остались проблемы? Я надеюсь, что у нас с вами после этого ужасного ранения будет все в порядке? Или вам еще предстоит долгое лечение? Знаете...
Он трещал без пауз, не давая вставить даже слово, говорил и говорил, словно упиваясь собственным голосом. И это очень раздражало Светлану. И еще — почему он так акцентирует необходимость какого-то лечения? Неужели они решили, что она прикована к койке, и потому ни о каком контракте речи быть не может? Какая чушь!
— Мне приятна ваша забота, Али Магомедович, о моем здоровье, — сухо перебила она нескончаемый поток слов и сожалений, — но, по-моему, вы плохо информированы. Ни о какой ране речь не идет. Я здорова, как может быть здоровым всякий нормальный человек. И никаких проблем тоже нет, кроме одной. Главной. Что с моим контрактом? Почему мне до сих пор не прислали его на подпись? Или меня не пригласили в дирекцию? Я решительно вас не понимаю! Извольте объясниться!
— Конечно, конечно, уважаемая Светлана Алексеевна, — снова заторопился заместитель директора. — Разумеется, объясню, гораздо лучше это сделал бы сам Борис Ильясович, но, поскольку эту миссию он перепоручил мне, я готов сообщить вам, боюсь, малоприятную весть, хотя искренне вам сочувствую в вашем трудном положении.
—Погодите, не трещите! Я не понимаю! В чем дело? О каких неприятностях речь? Я говорю о контракте! И только о нем, и ни о чем другом! Разве я неясно выразилась?
— Ну так и я, уважаемая, — голос заместителя из медоточивого превратился в жесткий, с незаметными прежде металлическими нотками, — продолжу, с вашего разрешения? Если вы не станете меня перебивать, я изложу вам слово в слово поручение директора. Вы готовы выслушать? В конце концов, это же вам нужно, а не мне!