Желая сгладить ее непарный взгляд, фотограф попросил невесту слегка повернуть головку в полупрофиль. Это стало его художественной ошибкой и роковым прорицанием.
В гуще людей, смотрящих прямо в объектив и, в некотором смысле, в будущее, невеста выглядела странно. Она одна будто не видела этого будущего или видела, но совсем в другой стороне.
Ханс наконец стал семейным человеком. Урсула с самого дня свадьбы была убеждена: ненадолго. Она зазывала к себе жену Ханса на чашку кофе, ловила ее у пограничного забора, когда та шла кормить кроликов. Но довести беседу до интересной степени откровенности Урсуле не удавалось. Жена гуляла с коляской далеко за дорфом, у Эльбы и в дубовой роще. В саду с ребенком не появлялась. Однажды, когда Урсула все-таки остановила ее у дома, жена по-прежнему была молчалива, а ко всем “зюсе-зюсе”, обращенным Урсулой к малышке, осталась неприлично равнодушной. Кажется, ей были неприятны воркования над ее ребенком.
Зато Ханс рассказывал Урсуле о своей семейной жизни все, то есть жаловался. Плющ, ползущий по забору, делал в одном месте передышку, и соседи могли говорить друг с другом через окошко, сквозь нечастые проволочные клетки. Ханс жаловался мелочно, посвящая соседку в проблему своих мужских потребностей, и вчера, и два дня назад не нашедших у жены никакого отклика. Урсула слушала, не перебивая. Она слушала так, будто становилась полой, чтобы вместить как можно больше, и отзывалась на слова соседа, как пустота – эхом. Йа-йа… Это походило на поддержку и одобрение, хотя она ни в чем не разделяла мнений Ханса. Она возвращалась из сада домой, и лицо ее начинало пылать. Все идет, как должно, Хансу никогда не повезет с другими.
Года через два после женитьбы дела Ханса будто бы двинулись в гору. Он отдал долги четырем самым памятливым подругам. Жена затемно уезжала поездом на завод по ремонту вагонов и зарабатывала там больше, чем Ханс в садовом хозяйстве. Отчасти он был доволен женитьбой. Положение мужа было выигрышнее и расширяло возможности: теперь ему давали в долг и мужчины, входя с пониманием в нужды семьи. Связи с подружками приобрели новый вкус. Теперь он не просто по-холостяцки таскался, а изменял жене. Как солидный, женатый человек. Ну, и отец уже не бросал колодки.
Разочарование было одно. То, что жена – это женщина на каждый день, но не на каждую ночь. И часто кто-нибудь замечал его расхристанный велосипед, упершийся рогами в живую изгородь и пристегнутый на замочек возле скромного домика в одном городке. Приятельницы звонили Урсуле, что видели, как дребезжал Ханс на своем железном осле по дорогам их местечек с сеткой на руле, а в сетке болтался мятый сверток то ли с яблоками, то ли с парой помидоров – через бумагу не было видно.