Не знаю. Ты вот знаешь, а я не знаю. Передо мной торговец наркотиками, нашими бабами и личность, носящая оружие без разрешения! — указал Слава на целлофановый пакет.
«Макаров»?
Вальтер.
Наркотиков много?
Навалом.
Имя?! — грохнув кулаком по столу, рявкнул Турецкий.
Парень вздрогнул, метнул на Александра волчий взгляд, оскалил крепкие белые зубы, однако промолчал.
Услышал! — удовлетворенно произнес Грязнов. — А я думал, он не только дара речи лишился, но еще и оглох.
Он не студент, Слава, ты прав.
А я о чем?
Действуй!
Слушай, Али. Слушай и запоминай. Я с тобой разговаривал по-хорошему, как отец родной. Ты не понял. А теперь я тебя, Али, шлепну. Вставай.
Тон Грязнова был столь внушителен, что даже Турецкому стало не по себе, не говоря уж об Али. По его лицу пробежала судорога, глаза забегали, на мгновение останавливаясь то на Грязнове, то на Турецком, то на спокойных, неподвижных фигурах двух сотрудников, стоявших неподалеку.
Не имеете права! — выкрикнул Али.
Заговорил, — удовлетворенно хмыкнул Грязное. — Имею. У нас, в России, это называется «при попытке к бегству». Можно и по-другому: «вооруженное сопротивление». — Грязнов похлопал по пакету, в котором лежал вальтер. — Думай, Али. Но быстро.
Подождав немного, Слава кивнул сотрудникам, и один из них, ласково улыбаясь, проговорил:
Пошли, приятель.
Али вдруг заговорил на своем языке.
По-русски, Али, по-русски! — перебил Грязнов.
Да-да! Рюски, рюски...
И без акцента, — нажимая кнопку портативного магнитофона, сказал Грязнов. В это время на пороге выросли парни из ФСБ.
Кончай, Грязнов. Время.
Пять минут. Пленка будет ваша, — ответил Слава.
Али, словно почуяв спасение, рванулся к двери,
но тут же и рухнул, споткнувшись о подставленную ногу.
Живой? — усмехнулся один из фээсбэшников. — Чего это он?
Турецкий вышел из комнаты, знаком пригласив парней следовать за собой, представился и коротко объяснил, что за птица этот Али.
Ясно. Мы вас не видели, Александр Борисович, — сразу поняли парни. — Ждем в машине.
В коридоре возле комнат деловито работали ловкие мужчины: поправляли косяки, вставляли замки — одним словом, наводили порядок, чтоб было, как раньше, и чтобы представители посольств и дотошная пресса не кричали на весь мир о варварстве спецслужб.
Передавая наркотики, пистолет и пленку и показывая на Али, сидевшего в наручниках в машине, Грязнов сказал старшему группы:
Моя воля, шлепнул бы. Много горя принес, погань. Ты уж проследи, Николаич. Рванет за бугор, не прощу...
Не рви душу, Грязнов, — подмигнул Николаич. — Прослежу. Понял?