– Но что там, к западу от солнца?
Симамото опять покачала головой.
– Я не знаю. Может, ничего. А может, и есть что-то. Во всяком случае – не то, что к югу от границы>91.
Так как ты звался, гордый-Ворон-там-где-Ночь-царит-всегда?
Догадайся без труда.
Всего-то дела – перевести обе половинки заголовка романа в «общечеловеческую» символику. И назвать эти вещи их суровыми мексикано-сибирскими именами. Получаем:
«К югу от границы» + «На запад от солнца» =
За любовью, что сам же
сгубил, Бредёшь,
пока не свалишься замертво.
* * *
– Главное – называть все вещи своими именами… – пробормотал я рассеянно и повернул ключ зажигания.
– Чем-чем? – переспросила она, пристегивая ремень. Я посмотрел на нее и вздохнул.
– Слово такое японское, «ими-нами». «Волны смысла» означает. «Ими» – смысл, «нами» – волна… Хотя правильнее, конечно, «ими-но нами».
– Ими, но нами?
В ее голосе звякнула тревожная нотка.
– Ну… Если хочешь, можно и так.
– А! – осенило ее. – Именно нами!
Я одобрительно хмыкнул, и моя старенькая «субару» наконец тронулась с места.
* * *
Она дарит тебе обманку. Фантом. Вашу с ней любимую песню, которой не было. Ты уже большой мальчик и прекрасно знаешь, о чем эта песня. О том, чего делать нельзя.
Нормальный такой подарок от уважающего себя призрака.
Но ты, конечно, об этом не думаешь. Ты вообще ни о чем не думаешь, ты проскакиваешь на голубой и не останавливаешься на красный[40], красное манит тебя, как быка, когда ты мчишь с этим призраком – всего, что ты искал двадцать лет, – по хайвэю сквозь непроглядный ночной ливень на свою дачу. Чтобы только отключиться от давно опустевшей реальности – и услышать все так же, как оно было четверть века назад. Ты все глубже проваливаешься в зрачок черной птицы по имени Никогда.
И когда этот Призрак затевает с тобою свой танец, тебе даже не приходит в голову, что начался древнейший ритуал, в котором ты – и жертва, и главное действующее лицо:
Она велит тебе снять одежду, ты раздеваешься и удивляешься, почему не разделась она.
Двадцать лет назад ты раздевал Идзуми, оставаясь одетым.
Ты желаешь ее, но она тянет время: «Не хочу торопиться. Я так долго этого ждала».
Она ждала этого двадцать лет. С тех пор, как она умоляла тебя не спешить, но ты не слушал.
Когда ты уже в ней, она выворачивает наизнанку «самый счастливый день» твоей юности, и твоя голова заполняется кошмарными видениями. Ты в ней, но она слишком далеко от тебя, в совершенно ином мире, где тебя нет.
Двадцать лет назад ты признавал, что бросишь ее, даже если она станет твоей, и все равно ее добивался.