— О да, я действительно мечтала о встрече. И очень тревожилась оттого, что наговорила в письмах немало глупостей.
Он обнимал нежно, бережно, словно боялся раздавить хрупкую вазу. Горячие губы коснулись виска.
— Милая Пруденс… ночи напролет я мечтал вот так вас обнять.
Она обвила руками его шею и слегка отклонилась. Поцелуй казался естественным продолжением слов, и губы с готовностью раскрылись навстречу. Чудесный поцелуй. Однако он не мог принести удовлетворение и хотя бы немного облегчить томительную боль вожделения. Случилось так, что мечты о поцелуе затмили реальность.
С мечтами не раз происходило подобное.
Пруденс отвернулась и смущенно рассмеялась.
— Вы чересчур настойчивы.
— Простите. — Кристофер послушно отстранился. Мисс Мерсер стояла рядом, и в воздухе витал легкий цветочный аромат духов. Он продолжал обнимать ее за плечи и надеялся почувствовать нечто особенное, но сердце молчало, словно закованное в ледяной панцирь.
Почему-то он верил… но нет, напрасно. Ни одна женщина на свете не в состоянии соответствовать столь неумеренным, опрометчиво завышенным ожиданиям.
Кристофер упорно продолжал ухаживать: встречался с мисс Мерсер на балах, раутах и обедах, сопровождал вместе с миссис Мерсер на прогулки и пикники, приглашал в театр, на выставки и в музеи.
Пруденс казалась воплощением безупречности: красивая и очаровательная, она не задавала неудобных вопросов. Да и вообще редко спрашивала о личном. Война и битвы ее не интересовали, хотя медали вызывали откровенное восхищение. Иногда ему казалось, что в ее понимании награды заменяют сверкающие украшения и представляют собой мужское подобие бриллиантов.
Милые, ничего не значащие разговоры крутились вокруг сиюминутных событий и последних сплетен, ничем не отличаясь от тысяч других бесед, с другими молодыми дамами и во время других светских сезонов. Как правило, подобного эфемерного общения вполне хватало, но вот сейчас все почему-то обстояло иначе.
Он верил, надеялся, что небезразличен Пруденс, однако в реальной жизни не находил и следа той нежности и заботы, которая сквозила в письмах.
«Мысли о вас давно превратились в мое личное созвездие. Как бы далеко вы ни находились, милый друг, все равно не окажетесь дальше этих неподвижных звезд в душе».
Он сгорал от любви к той Пруденс, с которой беседовал в письмах. Где она? Почему прячется?
Во сне Кристофер постоянно попадал в темный густой лес, то и дело продирался сквозь колючие заросли в погоне за смутным женским силуэтом. Желанный образ оставался неуловимым, недоступным, далеким. Он просыпался, тяжело дыша и безнадежно сжимая пустоту.