Комбат поневоле усмехнулся, глядя на монструозный телефонный аппарат времён своего тёзки Белла, мобильный прямо-таки до невозможности.
- Я где? В Стокгольме, на церемонии вручения Нобелевской премии мира.
- В каком смысле..?! Нет, Старый, серьёзно, ты где?
Вот именно с этого момента комбат уже не сомневался в серьёзности ситуации. Они с Шаталиным сдружились года три назад, бывали вместе в самых разных ситуациях, даже там, где, как в известной песне, 'птицы не поют, деревья не растут', и понимали друг друга с полуслова. Обычѓно Док, сколько Твердохлеб ни возражал, звал его Санычем. Привык, мол, в окружении коллег лет на пятнадцать-двадцать (сорок-пятьдесят) старше самого: Абрамыч, Маркович, Ароныч, Моисеич. Степаныч тоже. Папа которого в эпоху беспощадной борьбы с врачами-убийцами и безродным космополитизмом предусмотрительно сменил компрометирующую фамилию Эйдельштейн на исконно-посконно русскую - Эйдельштейнов... Что же, ладно, пусть будет 'Саныч', честно говоря, без разницы! Особенно перед лицом грядущей катастрофы...
Но коль уж Док назвал комбата 'Старым' - старым курсантским прозвищем, из тех ещё, что называется, из бывших, то вывод можно сделать лишь один: боевой товарищ тоже малость не в себе. Бурную молодость, скажем, припомнил. Бой под Итум-Кале. Домашний тиран и любимец кот Да Винчи опоросился борзыми щенками. По всей России скисло пиво. А то, глядишь, на гвардейский парашютно-десантный полк обрушилась чума... Короче, надо срочно выѓпить!
- Прежде чем ответить на сакраментальный вопрос 'ты где?', порожденный широкой 'мобилизацией' связи, в свою очередь спрошу: а куда ты звонишь, дружище моё бестолковое?
- Я?!.. Ой, блин, точно бестолковый! Заработался. Это же внутренняя АТС.
- Тонкое наблюдение, воистину достойное кандидата наук...
- Да ладно, не язви! Чем занимаешься?
- Взятки беру.
- Неужто дают?!
- Пока нет, но ведь сегодня не последний... - комбат закусил губу, - ...надеюсь, не последний день нашей провинциальной Помпеи. Авось наступят ещё времена, когда... авось... небось...
- Ай, Старый, брось! Если и наступят, то не в этой жизни.
- Не в этой жизни... - повторил он глухо. - Как сказал в своё время батька Лукашенко, белорусский народ будет жить плохо, но недолго... Что ж, ради такого дела, да если ещё Родина прикажет, родимся вновь! Точнее, переродимся. Во взяточника...
- Поглядите на него, готовый оборотень в погонах! - хихикнул невидимый начальник медицинской службы.