Честно признаться, мне не хотелось писать о любви в трилогии «Вожди, пророки и Станислав Гагарин». Точнее, я не собирался развивать эту тему. Может быть, потому, что считал подобную тему незначительной для крутого и сложного повествованья, а может быть, и потому, что не пылал на данном жизненном отрезке роковыми страстями.
Но Галина Попова, мой главный редактор, не уставая высоко отзываться о «Вторжении» и «Вечном Жиде», продолжала твердить мне:
— Мало любви, Станислав Семенович, в романах… Надо бы подперчить их эдаким… Ну вы понимаете… Сочинением без любовных эпизодов нашу сестру привлечь трудно.
— А как же загадочная Вера в «Вечном Жиде»? — несмело пытался я возразить Галине, которой весьма дорожу и полагаю женщиной умной, в работе толковой и попросту обаятельной.
— Это не то, — разочарованно отвечала Галина. — Зодчие Мира поднесли вам подарок, вы его приняли — и делу конец. А где же роковые страсти, борьба за обладание, так сказать, призом, где кинжал в груди соперника, образно выражаясь?
«Сила женщины, — утверждает Ортега-и-Гассет, — не в том, чтобы знать, а в том, чтобы чувствовать».
И добавляет:
«Как для науки, так и для ремесла быть женщиной требуется определенная доля гениальности».
Поскольку я убедился, что в Галине моей подобная доля присутствует, то всерьез задумался над ее словами.
Действительно, Станислав Гагарин умеет писать о любви, про отношения мужчины и женщины у него недурственно получается. Те же рассказы «Гаврилыч», «Эти желтые дюны», «Цветы для механика с «Андромеды», «Как на кладбище Митрофановском», «Мыс Палтусово Перо», «Вы снились мне на Лабрадоре»… Хватит?
А романы «По дуге большого круга», «Страда», «Ящик Пандоры», «У женщин слезы соленые»? «Мясной Бор», наконец!
Что же, достигнув высшего уровня ремесла, высоко подняв планку сюжетности, ты разучился писать о любви, партайгеноссе письмéнник?
Разумеется, не разучился… Дело в том, что теперь я сам превратился в героя собственных романов, персонально, фамильно названного, а это предполагает не просто высокую степень раскованности, о которой сказал, прочитав «Вторжение», Петр Алёшкин, в подобном тонком деле и высшей раскованностью не обойдешься.
А тут еще испанский любомудр толкует: любовь — это явление редкое, возвыситься до этого чувства способны лишь души особого склада.
И далее: любовь — это самое деликатное и целостное выражение души, которое отражает качество и характер последней.
Да… Мучил-мучил я бумагу теоретическими рассуждениями о любви, а о том, как сам был поставлен к барьеру, написать не решился. Впрочем, готовность у меня была, раскованность Станислав Гагарин поднял до верхней отметки и уже собрался было написать о встрече с космической Верой на Цветном бульваре, как вернулся вдруг на Тамбовщину и узнал в человеке, одетом в пятнистую форму, внука нового друга моего Чингиз-хана.