Впрочем, Стивену Кавабате было абсолютно наплевать на мифы и традиции эллинского, а заодно и древнеримского миров, на античную историю и европейскую цивилизацию. Его танкер-тридцатитысячник волок из размятой пресловутой перестройкой Страны Советов добрую толику тех нефтепродуктов, которые заботливая сеструха Россия поставила строптивой, наяренной незалежниками-психопатами сестренке Украине.
При содействии мистера Хэйма Альтшулера, бывшего малороссийского земляка из Бердычева, а ныне владельца фирмы «Севен энд фоти», негласно входящей в сферу колумбийского наркосиндиката, российская нефть была продана в третьи руки, пожелавшие остаться анонимными.
При этом лидер незаможников, он же гетьман усей Вкрайны, собственноручно одобривший аферу века, потребовал его долю в твердой валюте поместить в тот швейцарский банк, где уже хранилась тщательно оберегаемая секретными кодами энная крупная сумма, отложенная вождем украинского люда на черный день: ведь он с первого дня движения знал, что жовто-блакитными его дни будут относительно недолго.
Но капитану Кавабате были глубоко безразличны душевные терзания — буде они вообще существовали — киевского дядьки.
Помимо обычного капитанского жалованья, которое он получал по контракту с зафрахтовавшей его фирмой Хэйма Альтшулера, кэп Стивен имел от внешне неопасной, но в некоей степени и щекотливой операции, дополнительный гонорар.
Конечно, мастер догадывался о том, что настоящий рейс далеко не безупречный, знал он и в какое сообщество входит фирма «Севен энд фоти», но предпочитал помалкивать даже наедине с собой, тем более, что документы на груз были в порядке, и его, капитана, миссия состояла лишь в том, чтобы принять нефть в танки и выгрузить ее в Неаполе согласно коносаментов — грузовых документов, надежно заполненных жуликоватыми — и об этом была давно осведомлена мировая морская общественность — одесситами.
Июньское солнце ласково, но достаточно убедительно намекнуло стоявшему на ходовом мостике капитану о том, что необходимо снять фуражку с белым верхом и подставить под мягкие еще лучи темноволосую шевелюру. В сорок пять лет Стивен Кавабата был весьма крепким мужчиной и держал на «Черном золоте» двух стюардесс — изящную лаотянку из Сингапура и длинноногую норвежку с белокурыми локонами из Тромсё. Капитана, который называл девушек лёд и пламень, дочери севера и юга обслуживали по особому, им лично составленному графику, где были предусмотрены и такие дни, когда мастер предоставлял себя сразу обеим.
У Стивена Кавабаты, гордившемся собственным постоянством, были подруги-жёны в Сан-Франциско и Кейптауне, Гонконге и Нью-Йорке, в Осло и Копенгагене, в Марселе и Гаване, но это иная тема, выходящая за пределы наших интересов.