Мысль о калашнике заставила стремглав убежать ото сна, но лежал я неподвижно, мгновенно настроив чувственные рецепторы, чтобы собрать информацию о том мире, о котором я ничего еще не знал и в котором вдруг оказался.
Некое шестое чувство подсказало мне, что проснулся я в Час Быка, последний предрассветный час, когда совершаются чудовищные преступления.
Затем пришло осознание: я нахожусь в горах.
Но это были не Карпаты.
Я все еще лежал на довольно мягком естественном ложе из упавших за многие годы листьев, но правая рука просунулась вперед и осторожно нащупала ствол автомата. Я попытался выдернуть калашник из-под себя, но понял, что не сумею это сделать, если не сдвинусь с невесть как оказавшегося подо мною оружия.
«Осторожно лечь на спину, выхватить автомат, изготовив калашник для возможной стрельбы!» — именно так бы прозвучал приказ, который мозг передал не проснувшемуся окончательно телу.
Мощный заряд адреналина развернул меня по продольной оси и заставил в одновременном напряге прочно схватиться за оружие. Предохранитель калашника был спущен, но сидит ли заряд в патроннике мне было неизвестно. И потому, чтобы изготовить автомат к стрельбе, я, не боясь нарушить тишину, передернул затвор.
И слава Богу… Патронник был пустым прежде.
Лязг затвора ответной реакции неизвестного еще мира не вызвал. Вслушиваясь в окружавшую меня тишину, я стал различать неясные пока звуки. Вот заворочалась в листве просыпающаяся птица, пробилось журчание недалекого ручья, донеслось сразу встревожившее меня приглушенное расстоянием дудуканье тяжелого пулемета.
Рассветало.
Окружавшее меня поначалу ночное пространство посерело, затем стало обретать, проявляясь во все более зримых очертаниях, присвоенные ему краски.
Лежал я теперь спиною вверх, заняв боевую позицию и готовый отразить нападение с любого, так сказать, румба. Где я и кто может напасть на меня — оставалось загадкой, но в готовности я был отменной… Отлаженно работал мозг, просчитывающий ситуацию, отрешились от сонной вялости мышцы, указательный палец правой руки уверенно лежал на спусковом крючке.
Пока я знал, что оказался неведомо как в лесу, и в лесу горном… Самих гор я еще не видел, но ощущал их присутствие, и едва уверился, что горы-таки присутствуют, тесным кольцом окружают меня, нетерпеливо толпятся на огромном пространстве, я понял, что нахожусь отнюдь не в Карпатах.
Карпаты были уютными и добрыми верховинами, домашними, что ли, успокаивающими человеческую душу, вносящими умиротворение в человеческое бытие, разумное начало и философский порядок.