— А вон раскладушка есть! — разглядела она.
Я вынес сей предмет на середину комнаты и расставил. Свою целостность продемонстрировали три или четыре пружинки, в результате края провисали, а середина так вообще вся лежала на полу.
— Мой друг останавливался проездом, — объяснил я. — Сто пятьдесят килограммов живого веса...
Когда я вышел из ванной в пижаме, то увидел, что Милена уже лежит в моей двуспальной кровати и читает при свете торшера иллюстрированный журнал. Ее платье было аккуратно развешано на спинке стула.
Когда я приблизился, она тихо ойкнула и закрыла глаза ладонями.
Я забрался под одеяло и, повернувшись к ней спиной, сказал:
— Спокойной ночи.
Потянулась длинная пауза, потом раздался голос Милены:
— Спокойной ночи... Затем:
— Свет потушить?
— Как хочешь, — ответил я. Она вдруг начала смеяться:
— Так потушить? Или оставить? В смысле — вы спите при свете или без света?
— Хочешь — при свете. Хочешь — без света.
Она прямо ухахатывалась:
— Так тушить? Или не тушить?
— Слушай, прекрати истерику. Туши свет и спи.
— Ага, хорошо, — неожиданно совершенно спокойно сказала она. Утром, проснувшись, я обнаружил, что Милена сопит на моем плече.
Я осторожно высвободился и отправился на кухню. Оценил в зеркале степень своей небритости, напился минералки из холодильника, а вернувшись, увидел с изумлением, что Милена уже одета и расчесывается.
— Я у вас здесь немножко приберу, — сказала она. — Можно?
* * *
Из парадного высеменил фотограф Фима, осторожно неся на блюдцах две дымящиеся чашечки кофе.
— Может, все-таки зайдете ко мне?
— Да нет, спасибо, я скоро пойду домой.
— В отсутствии предприимчивости девочку трудно упрекнуть, — сказал он, вновь садясь рядом со мной, в своей старомодной шляпе, с усами и таксой похожий на Эркюля Пуаро. — Что же было дальше?
— Я выяснил: мамаша Милены в ту ночь, как обычно, была дома и спала. Никогда она не «загуливала». И никогда не оставляла дочери ключ под ковриком. У Милены был свой ключ. А если она изредка и забывала его, то преспокойненько забиралась домой через форточку. И то, что Милена якобы не раз ночевала на крыше, — чистейшей воды вранье. А что ее тянет броситься с крыши... — я развел руками.
— ... ложь, рассчитанная на то, что вы не сможете оставить ее одну и заберете к себе ночевать, — заключил он.
— И тогда я решил посоветоваться с одним моим знакомым. Его зовут Володя...
* * *
В детстве я очень любил книжки-раскраски. И когда со временем притворился взрослым, обернулся дядей, меня стали раздражать авторы, считающие своим долгом, выведя тот или иной персонаж на страницы своих опусов, первым делом сообщать внешние приметы.