— Досрочным! — поправила председатель профкома.
— Досрочным! И сообщает, что ваша группа признана лучшей на киностудии по производственным показателям!
— С присвоением переходящего откуда-то куда-то красного знамени, — сострил я между глотками шампанского.
— Знамен теперь нет, — сказала председатель профкома. — Знамена закончились. Но вы все молодцы.
— Группа награждается, — добавил мегафон, — денежной премией в размере... Размер потонул в радостных криках.
Это наша киностудия. Если подняться высоко на большом операторском кране, видно ее всю: по периметру идут съемочные павильоны, костюмерные, гримерные, цех обработки пленки и прочие необходимые кинопроцессу строения, зелень внутреннего скверика с аллеями и скамейками, а дальше обрыв и синее в оттеночных акварельных потеках, с путешествующими морщинками море.
* * *
Около полуночи, возвращаясь домой, я обнаружил в своем парадном Милену. Она сидела на подоконнике, болтала ногами и грызла ногти.
Пока я преодолевал оставшиеся ступеньки, она встала и, косолапя — вывернув ступни на внешний рант так, что подошвы ее могли лицезреть друг дружку, принялась рассматривать собственную обувь:
— Мама опять загуляла. Я не могу попасть домой...
— Врешь ведь.
— Я вообще никогда не вру, — сообщила Милена и, подумав, добавила: — Я фантазирую...
— Иди домой, — сказал я.
— Ладно, — вздохнула она. — Я погуляю по улицам до утра, а утром пойду в школу. Но если меня кто-то изнасилует — это будет на вашей совести...
* * *
Пока Милена плескалась в ванной, таможенник В. К. Заремба устроил досмотр ее сумочке. Как я и ожидал, в ней среди прочего оказались ключи от квартиры (какой, конечно, неизвестно, но догадаться несложно).
Я лежал в кровати и читал книгу, когда появилась Милена в халатике с полотенцем, тюрбаном обмотанным вокруг головы.
— Ой, а вы починили раскладушку...
Показалось ли мне, или все же в подтексте кроме основной окраски — удивления, прозвучало и чуть-чуть разочарования?
— Как видишь. А теперь объясни, пожалуйста, если ты не можешь попасть домой, откуда у тебя взялся с собой домашний халатик?
Вместо ответа Милена издала несколько звуков вкупе со вздохом, что-то вроде: «А... так... ну... вот...», но на самом деле куда более неартикулированных. Потом, когда свет уже был потушен, с раскладушки донеслось:
— А вы не спите?
— Нет.
— А вы, ну, починили раскладушку потому, что знали, что я приду?
— Скажем так, знал, что сегодня твоя мама опять загуляет. Она очень даже миленько рассмеялась:
— Ну, что вы всё хотите уличить меня во лжи? И в сумочке моей рылись, чтоб посмотреть, есть там ключи от квартиры или нет...