Манипулирует она людьми все время, постоянно или периодически, эпизодически, временами?
Играет она сейчас, в эту минуту или всамделишна?
В большинстве случаев определить это было невозможно.
Все мы иногда играем в жизни — ту или иную роль в той или иной степени.
У Милены эта степень была устрашающе огромной и, по всей вероятности, чудовищным образом захватывала всю ее жизнь. Жизнь с утайкой...
Я до сих пор толком не знаю, когда Милена говорила правду, а когда врала, или, если хочешь, представлялась, фантазировала, лицедействовала.
Декорация не пускала в себя.
* * *
Возвышенный и возвышающий дар Милены выходил мне, наиболее близкому тогда для нее или, по крайней мере, наиболее близкому к ней человеку, боком, что, впрочем, всегда есть побочное свойство таланта.
Оттого и побочное, что выходит боком.
Вот почему членов семьи всегда лучше иметь бездарных в художественном отношении.
* * *
Я остановил автомашину под окнами Милены.
— Я быстренько, — сказала она, — только зимние вещи возьму и назад. Пожалуйста, не слушай, что там мама будет орать, ладно?
Я вышел из своей «девятки» размяться.
— Ты должна его бросить! — тут же полилось из форточки. — Ты слышишь меня? Ты должна уйти от него! Он тебе не пара и ты ему не пара! Вы с ним не пара! Он тоже хорош — седина в бороду, бес в ребро! Ты должна порвать с ним! Дожила на старости лет — моя дочь гулящая девка! Подстилка! Сколько лет тебе и сколько ему?! Он тебе в отцы годится! Ты ему в дочери годишься! Думаешь, если ты перед ним будешь ножки раздвигать, он тебе роль даст?! Ах ты сука, проститутка!
Послышался звук оплеухи и вскрик Милены.
Страшное подозрение закралось в мою светлую до ужаса голову.
Я на цыпочках приблизился и заглянул в просвет между гардиной и оконной рамой. Фу ты, мамаша дома...
Как мне могло прийти на ум, что это Милена говорит за себя своим голосом, за мамочку — мамочкиным, а звон пощечины имитирует ударом одной ладони о другую?..
Хотя от Милены всего можно ожидать.
Я решил прогуляться по двору, образованному «клюшкой» и тремя другими многоэтажками, и тут вдруг столкнулся с вышедшей из дому Ириной.
Мы постояли оцепенело, потом поздоровались.
— Ты еще с этой девочкой из третьего парадного?
— Получается, что так, — ответил я.
Что-то в ней изменилось. В лице разлита тихость, будто Ирина Владимировна все время умиротворенно к чему-то прислушивается, вроде как к негромкой музыке. И смотрит на меня с выражением, которого я раньше у нее никогда не наблюдал, пожалуй, это можно назвать снисходительной жалостью к несмышленому ребенку. Такое впечатление, что она уже не здесь. Заметно пополнела, вид не совсем здоровый. Уж не беременна ли она? Если так, то уж точно не от меня. Слишком много времени прошло с тех пор, как мы с ней в последний раз...