Прежде чем войти внутрь, девочка предусмотрительно надела каску.
Как только путники переступили порог, их окружил мир, оставшийся от исчезнувшей много веков назад цивилизации. Две дюжины изваяний человекоподобных существ с головами ядовитых змей, плотоядных ящериц и других жутких пресмыкающихся охраняли вход. Чтобы придать злобности виду змееподобных минотавров, шипы, рога, когти неизвестный скульптор выполнил гипертрофированными, а количество зубов многократно превышало нормальное.
Оскаленные пасти каменных караульных нагоняли ужас. Когтистые трехпалые лапы сжимали копья, выполненные из серебристого металла. Глаза из красного кварца блестели жаждой крови. В зыбком свете фонарей скульптуры отбрасывали резкие скачущие тени. Казалось, безмолвные стражи вот — вот набросятся на людей, посмевших посягнуть на тайну пирамиды.
Двенадцатиметровые изваяния вытянулись вдоль стен узкого коридора, похожего на расщелину в скале. Коридор уходил в глубь пирамиды.
В сумраке коридора появилось неприятное ощущение, какое возникает в склепе или вечерней порой на кладбище.
Миновав коридор со стражей, путники попали в большую прямоугольную комнату. В углах зажглись такие же автономные электрические лампы, как та, что стояла снаружи перед входом. Судя по пройденному расстоянию, помещение находилось точно в центре пирамиды.
Пол комнаты украшала спиралевидная мозаика, изображающая тело свернувшейся змеи. В центре змеиного клубка зиял черный глаз колодца, над которым располагалась уже современная конструкция: каркас из металлических балок, являющийся основой для блока. К блоку крепилась электрическая лебедка с наномолекулярными тросами. Тросы были настолько тонкими, что напоминали паутину, а лебедка — рыболовную катушку. Их размеры никак не укладывались в представления о грузоподъемном механизме.
Дженкинс подошел к конструкции первым.
— Люлька внизу, значит, профессор тоже там, — заключил он и нажал кнопку пускателя.
Лебедка пришла в движение, наматывая трос на бобину.
— Тут глубоко. — Дженкинс перегнулся через край решетки ограждения и заглянул вниз. Свет от фонаря на его каске не достиг дна. — Порядка двухсот метров.
— Слушай, Дженкинс, — обратился Скайт к мастеру, пока люлька поднималась. — Почему при первой встрече ты назвался Дидже?
Дженкинс обернулся. Он, словно немой, безмолвно задвигал челюстью, соображая, что бы такого ответить. Девочка терпеливо ждала, когда проводник соберется с мыслями.
— Просто… просто ко мне обращаются и так, и так, — наконец нашелся Дженкинс. — Дидже — это производное от Дженкинс. Меня так еще в школе называли. Ну, там: «Эй, Дидже, пойдешь на футбол?» Или: «Эй, Дидже, дай списать математику».