— Итак, это означает именно то, что нужно для прошлого и настоящего, чтобы вернуться, чтобы потерять высший путь — так надо, так есть, и так будет! Ничего нет в общей наполненности; бездна и мировое дно светят повсюду, как призрачные личные задачи и предназначения, и есть только что-то одно; и только вечность может сокрушить бессмыслицу и мандустра — во всем. Я не способен говорить об этом, поскольку все равно; я не буду говорить о том, потому что имею другую цель. И вот эти друзья, и любовь и что-то еще; и день, и утро, и смерть, и ночь передо мной впереди. И где это существо? — сказал Миша Оно, подходя к сияющему дому, внутри которого был ресторан.
— Чудненько! — сказал красивый гордый человек, услышавший все это. — Я совершенно согласен с вашими гениальными утренними суждениями! Не хотите ли отзавтракать?
Миша довольно поклонился и решительно вошел в ресторан. Человек последовал за ним, на ходу заметив, что его зовут Артем Вельш. Миша Оно тоже сказал вслух свое имя и фамилию, и они тут же сели за замечательный столик на двоих около окна, через которое можно было увидеть белые прекрасные горы и высокие сияющие здания вместе с синим небом. Официант, одетый пестро, тут же подал два меню. засмеялся от счастья, словно провел всю свою жизнь в ожидании Оно и Вельша, а потом медленно удалился, как будто не найдя повода к тому, чтобы его позвали.
— Я хочу съесть «бифштекс-аркебузу», — сказал Вельш, благоухающий приятным ароматом.
— Я съем «змею под шубой», — твердо заявил Миша, для большей ясности слегка стукнув указательным пальцем по столу.
— Вкусно! — воскликнул Артем.
— Официант, — крикнул Миша.
Они сделали заказы и попросили вина, которое было немедленно принесено со льдом и фруктами. Артем Вельш взял кусочек ананаса, откинулся назад в своем мягком, почти кресельном, стуле и сказал, отхлебывая крошечный объем вина:
— Ваши сентенции, дружок, отличаются от творений великой Антонины Коваленко, но у нас ведь свободная зона!..
— Знаю, — ответил Миша. — Пока что здесь приятно. Я не читал Коваленко, но, кажется, ее практическая деятельность была более успешной.
— Еще бы!.. — усмехнулся Артем, кладя в свой бокал кусочек льда.
— Но мне кажется, до-коваленковская эра была более любопытна. По крайней мере, существовали настоящие тайны, и не нужно было изощряться, как сейчас…
— Да что вы! — перебил Мишу Артем. — Впрочем… Жить с мыслью о подлинной смерти… Вы меня извините, но это прямо какой-то муддизм. Хотя наверняка и в этом есть своя правда…
— А вы точно знаете, что смерть — подлинная?