Но вскоре она опять невольно начинала прислушиваться к его губной гармонике. Однажды, выждав, когда Рудольф умолк и стал протирать ее платком, спросила:
— Не правда ли, господин Рудольф, ваша мать из крестьянок?
Перестав протирать пазы гармоники, он посмотрел на нее с изумлением:
— Как вы могли об этом догадаться, фрейлейн?
— Чем-то ваша песенка напомнила мне колыбельные, которые у нас крестьянки тоже поют своим детям.
Губная гармоника вздрогнула в больших пальцах Рудольфа. Он положил ее на колени. Эта русская девушка со скуластым лицом и непримиримыми серыми глазами заговорила вдруг с ним о том, о чем еще никто не разговаривал с ним из русских. И она упомянула о его матери.
— Фрейлейн, вероятно, хорошо разбирается в музыке?
— Нет, но моя мать тоже была из крестьянок.
— И вам показалось…
— Нет, конечно, русские колыбельные совсем другие, но, слушая вас, я подумала, что в крестьянских песнях есть что-то общее.
Она сама не заметила, как разговорилась с ним. Его тоже заинтересовал этот разговор. От печки он подвинулся с табуретом ближе к ее столику.
— Что же именно?
— По-моему, все они несут отпечаток тяжелого труда и… как бы вам сказать… надежды на лучшее.
— Я с вами согласен. Ваш отец тоже крестьянин?
— Нет, рабочий, — ответила она значительно суше. Ее начинало беспокоить его любопытство.
— О, — Рудольф заулыбался во весь рот и еще ближе придвинулся к ее столику. — У нас с вами совпадение. Не хватает еще, чтобы он, фрейлейн, был рудокопом.
Анна покачала головой:
— Он машинист.
Она уже жалела, что затеяла этот разговор. Но, внимательнее посмотрев на лицо Рудольфа, почти успокоилась. Не похоже было, чтобы он преследовал какие-то особые цели. Его в самом деле затронул этот разговор. Даже толстые губы у него слегка приоткрылись.
— Он сейчас дома?
— Нет.
— А-а, — Рудольф догадливо усмехнулся. — Должно быть, повел своей эшелон на восток, да?
— Да, — настороженно подтвердила Анна.
— Что ж, — пожал плечами Рудольф, — каждый выполняет свой долг. Вы теперь живете вдвоем с матерью?
— Одна, — глухо сказала Анна.
— Разве она не с вами?
— Она умерла.
— Да? — переспросил он растерянно. — Давно?
— Она умерла в начале этого месяца, — ответила Анна.
Заискивая, он встретился с ее взглядом и увидел в нем одну лишь непримиримость. Он наклонил большелобую голову.
— Если сможете, простите меня, фрейлейн Анна, я теперь вижу, что не должен был спрашивать у вас об этом.
На этот раз Анна с изумлением взглянула на него. Что за странный немец? До сих пор она думала, что все они были на редкость однообразны — все были враги. Незачем было искать между ними различия. Иногда ей казалось, что все они от одной и той же матери. Оказывается, все не так просто. Перед ней сидел немец в таком же, как все они, мундире — и был он другой. В этом еще предстояло разобраться.