— Это не я. Это Иосиф Виссарионович приказал, — догнали его у дверей слова председателя.
— Я его речь тоже слыхал, — оглянулся с порога Чакан, — в ней про наш колхоз ничего не было сказано. Если бы Иосиф Виссарионович знал, какая этим летом пшеница у нас…
На этом слове Чакан оборвал и закрыл за собой дверь. Все повставали с лавок, повалили к выходу. Уже с порога Тимофей Тимофеевич оглянулся, и ему стало жаль председателя, одиноко оставшегося за накрытым красным сатином столом.
12
Оглянувшись, Тимофей Тимофеевич увидел за соседским забором голову Чакана в фуражке с надломленным козырьком.
— Пойдем туда? — Чакан кивнул в сторону нижнего хутора.
— Сейчас обуюсь, — быстро согласился Тимофей Тимофеевич.
Дорога в нижний хутор лежала через балку. Широкая натоптанная тропа спускалась по суглинистому склону и поднималась на другой склон.
— За ночь пушки ближе придвинулись, — говорил по дороге Чакан. Он был на полголовы ниже Тимофея Тимофеевича и, разговаривая, поднимал к нему лицо с темно-русой бородкой. — Значит, со Степаном Петровичем вчера зря мы…
Они спустились по склону на самое дно балки.
— Не пойму я тебя, Тимофей, — снова заговорил Чакан, — располагал я вдвоем с тобой табун отгонять, а теперь ты…
— С моими ногами, Василий, далеко не уйти, — глядя себе под ноги, ответил Тимофей Тимофеевич.
— А мне показалось, что ты раздумал после того, как к тебе прошлой ночью машина приезжала. Чья была она?
— Мало ли их теперь через хутор пробегает. Шофер воды попросил.
— А мне показалось, это легковичок Васильева, — простодушно сказал Чакан. — И голос будто его. Я как раз выходил на крыльцо.
— Плетешь ты, сам не знаешь чего, — сердито сказал Тимофей Тимофеевич. — Васильев уже давно за Волгой.
— Ну, это ты брось, — Чакан дотронулся до его рукава. — Я же не пьяный был. Сперва он прошел к тебе в дом, а потом вы вдвоем что-то зарывали в саду.
Тимофей Тимофеевич вдруг круто остановил Чакана рукой за плечо и повернул к себе.
— Ничего ты не видел, Василий.
— Я на глаза еще не жалуюсь, — с уверенностью возразил Чакан. — Что-то зарыли вы, а потом машина ушла.
Они стояли уже на самом дне балки. На верхнем краю ее, в просвете между буграми, желтело хлебное поле. Внизу балка выходила к Дону.
— Мы с тобой в одном полку служили, Василий, — глухо сказал Тимофей Тимофеевич, — ты знаешь, что для худого я…
— Я и не подумал… — быстро перебил его Чакан.
— Думать ты, Василий, можешь как угодно, а говорить никому не смей.
— Или я не понимаю? — обиженно сказал Чакан.
— Гляди, Татьяне не скажи.
— Что ты в меня вцепился?! — выворачивая свое плечо из руки Тимофея Тимофеевича, взмолился Чакан. — Сказано — здесь и умерло. — Он приложил к груди ладонь. — Пойдем скорее в хутор.