С крутого яра смотрит на курчаво-зеленое Задонье своими окнами дом, в котором было выстрадано и отлито в слова все то, что теперь открылось тебе.
Вот так нее тихо, безоблачно было и тогда, в те давно и, казалось бы, навсегда отступившие в прошлое, в теперь вдруг опять стремительно приблизившиеся и глянувшие на тебя с этих страниц дни нашей предвоенной жизни. И если в доме у Николая Стрельцова назревает семейная драма, то ничего вокруг еще не предвещает той большой и неслыханно тяжкой драмы, трагедии, в которую вскоре ввергнуты были вся наша страна, весь народ. Какими после этого маленькими, мелкими сразу оказались все наши личные драмы, конфликты!
Но пока для агронома Николая Стрельцова ничего нет важнее, значительнее и трагичнее того конфликта и его взаимоотношениях с женой Ольгой, что давно уже исподволь назревал под покровом благополучия их семейной жизни и вот-вот должен прорваться наружу. И все же: «Такая умиротворенная благодать стояла над Сухим Логом, что Николай забыл обо всем на свете, покачиваясь в седле в такт лошадиному шагу, опустив поводья, всем существом своим бездумно радуясь и прохладному ветерку, и солнцу, ненадолго скрывшемуся за облаками, похожими на прозрачные хлопья тумана, и несмелым певческим пробам жаворонка».
Его молодая жизнь еще только начинается, и, несмотря ни на что, весь он исполнен безотчетной уверенности, что все самое лучшее у него впереди. Хотя здесь же и сталкивается лицом к лицу с живой реальностью, омрачающей небосклон его семейной жизни, — с тем, кто является виновником его почти неизбежного разрыва с Ольгой.
«Мир стал странно немотным, начисто лишился звуков», когда Николай увидел его «…всего с головы до ног: красивое, смугло-румяное, круглое лицо с черной полоской усов, смоляную челку, выбившуюся из-под примятого поля серой мягкой шляпы, нарядный, красно-черный четырех угольник вышивки украинской рубашки, серый в полоску пиджак, небрежно накинутый на широкие ладные плечи», увидел «разъезжавшиеся по грязи ноги в черных стареньких брюках и заляпанных грязью коротких резиновых сапогах». Таким этот человек и сохранится потом в «памяти Стрельцова на всю жизнь как мгновенно выхваченный из кадра цветного фильма. А в тот момент Николай неотрывно и жадно всматривался в лицо человека, разрушившего его жизнь, ставшего смертным врагом». Да еще и весело блеснувшего зубами, поравнявшись с Николаем:
«— Доброе утро, Николай Семенович! Ну и грязищу развело! А еще называется это божье место Сухой Лог.
Николай хотел ответить на приветствие, но в горле у него как-то тихо и хрипло забулькало. Он сделал судорожное глотальное движение, однако так и не смог ничего сказать. А когда поднимал к козырьку правую руку, то плеть повисла на ней будто пудовая гиря».