В вытрезвителе, пока оформляли новоприбывших, Алла сидела в уголке. Тот, кого ударил Давыдов, еще не до конца пришел в себя, мужики держали его под руки. На вопрос Котенко, что это с ним, промычали неразборчивое, глядя на Давыдова, который усмехался им в глаза. Трое этих бедолаг оказались преподавателями какого-то местного вуза, чуть ли не профессорами.
Рассовав их по камерам, Давыдов повел Аллу в подсобку – хотелось и Аллой похвастаться, да и, честно говоря, выпить. Однако в подсобке был уже такой шалман, что Алла явно перепугалась. «Трахнулись уже»… – подумал Давыдов, глядя на Карташова и Уткину, на которой халат был надет, похоже, уже прямо на голое тело.
– Алла, ты не стесняйся, давай выпей, закуси чего-нибудь… – заговорил Давыдов, надеясь, что алкоголь поможет девушке расслабиться.
Тут в коридоре послышался шум, а потом в дверь подсобки постучали и чей-то голос сказал:
– У вас продается славянский шкаф?
– Шкаф продан! – закричал Давыдов. – Осталась только тумбочка!
Дверь распахнулась, ввалились трое. Это были друзья Давыдова и Карташова, одних с ними лет, но немного другого уровня. Все молодые люди принялись обниматься, хлопая друг друга по плечам и спинам.
– А это кто же? – спросил, наконец, один из пришедших, несмотря на молодость, уже полноватый и мордатый блондин.
– А это, Сеня, красивая девушка Алла! – ответил Давыдов. – Алла, знакомься, это мой товарищ Семен Протопопов. – Это, Аллочка, Роман Крейц, а это – Володька Хоркин.
Крейц был высокий, крайне худой, со впалыми щеками – настоящие кожа и кости. При этом он явно чувствовал себя вполне комфортно в этой коже и с этими костями – постоянно улыбался и пошучивал. Хоркин, плотный коренастый коротышка, кинул на Аллу быстрый взгляд, потом так же быстро глянул на Давыдова, и как-то так повел губами, что Алла поняла – Хоркин удивлен.
– Впервые у этого балбеса такая девушка!
– сказал Хоркин, подходя к Алле и протягивая руку. Алла подала свою в ответ, и Хоркин ее поцеловал.
– Ого! – закричал Протопопов. – Антоха, смотри – уведут!
– У меня не уведут! – ответил Давыдов, стараясь, чтобы это звучало грозно. Но вид у него при этом был кислый.
Тут к тому же встряла Уткина – ее обидело, что кому-то там, а не ей, целуют руки.
– А что же это, она одна что ли здесь дама?!
– кричала она.
Хоркин повернулся, внутренне крякнул, увидев Уткину, но не показал виду, подошел и галантно поцеловал руку, которую Уткина ткнула ему прямо в лицо.
Давыдов смотрел на Хоркина хмуро. «Балбес, значит»… – думал Давыдов. На самом деле, это именно из-за Хоркина он вылетел из вуза. Хоркин затеял торговлю анашой, а Давыдов попал в «дело» уже потом. Но когда их взяли, Хоркин упросил Давыдова взять все на себя. «У тебя же вон какой папа, тебе точно ничего не будет, отмажут. А меня погонят из универа на пинках. А у меня отец сердечник и мать постоянно еле жива!..» – лебезил Хоркин. Правда, были еще и деньги – хорошие деньги взял Давыдов с Хоркина за то, что его не сдал. И вот результат: Хоркин учится и скоро будет офицером, а он, Давыдов, до сих пор сержант. «Да и деньги те давно тю-тю…» – подумал Давыдов, пытаясь вспомнить, купил ли он на них хоть что-то путное. Не вспоминалось – видать, не купил.