Попав в отряд, любой боец сперва получал, как сказал мне Максим Сотников, навыки рабочих специальностей. «Я еще в то время заметил, что после первых стройотрядов можно просто говорить: научился держать рубанок в руках, кирпичи правильно складывать, – поясняет он и добавляет. – Самый главный навык – терпеть, когда трудно, держаться, когда уже невмоготу, и, конечно же, первые навыки самостоятельной хозяйственной деятельности». Но это не все: для ребят «это был такой концентрированный сгусток времени – месяц, два – куда мы ездили и надо было очень тяжело работать. И вот эта тяжелая, повседневная работа, где нельзя было сачковать, деформировала людей, деформировала отношения, и выживали в этой работе только те люди, которые действительно чем-то отличались от других, были чуточку сильнее, выносливее. Но я заметил такой парадокс, – уточняет Сотников, – не все друзья, с которыми дружишь в университете, как бы по жизни, по учебе, по свободному времяпровождению, становятся друзьями в стройотряде. Для нас это был образ жизни – была учеба и был стройотряд. Учеба – одно, стройотряд – все, что было вне учебы. Я уверен, что у ребят было то же самое. Вне учебы мы “жили в ССО”. Даже иногда в зимние каникулы – кто-то ездил кататься на лыжах или посещал своих родителей – мы даже зимой вырывались на десять дней срубить какой-нибудь “срубик” и заработать немного денег».
И вот здесь надо сделать пояснение и по поводу «концентрированного сгустка времени», и по поводу образа жизни. Я слегка опешил, когда мне Сотников неторопливо начал рассказывать, что они «с женой на двоих прожили 30 лет в общежитии МГУ, да если еще сына взять…». И все это время он рвался в стройотряды. «Почему я ездил так много в стройотряды? – без пафоса говорит он, делая небольшую паузу в беседе. – У нас же физфак 6 лет, все эти годы ездил, потом ушел на освобожденную работу, и тоже выбирался хотя бы на месяц в стройотряд, потом опять вернулся в науку, опять ездил, потом меня избрали первым секретарем комитета комсомола МГУ, и опять ездил, потом ушел с головой в ядерную физику и, пока все это не развалилось, опять ездил. Лет, наверное, двенадцать-тринадцать был в стройотрядах, начиная от бойца и заканчивая командиром».
Мумин Азамхужаев обратил мое внимание на интересный феномен – школу общежития, которую он прошел вместе со школой ССО. «Может быть, это непосредственно не связано со стройотрядами, более-менее активные позиции в жизни с нашего курса занимают не москвичи, которые жили в комфортных условиях, – мягко и неторопливо говорит он. – Даже Дима Новиков не является исключением – он половину времени пропадал у нас в общежитии. Те, кто жил в более комфортных условиях, оказались немножко не готовы к тому, что пришло потом. Когда меня из Ташкента сюда направили, я никого не знал, брат мне дал один телефон на крайний случай. Я прилетел, доехал на автобусе до Киевского вокзала. Тогда автобусы такие ходили. На Киевском вокзале оставил чемодан в камере хранения и поехал устраиваться в общежитие МГУ. Как принято – никто не ждал особо. На четвертый день я наконец-то получил комнату. А до этого я спал на вокзале. Как было принято – милиционер ходил и не давал спать. Только глаза закрыл сидя, он тебе: “Сидеть можно – спать нельзя!” Спать хотел ужасно. Многие, кто приезжал из провинции, через такие вещи проходили. Это учит, наверное».