— Посмотрите, какая работа. — Тоже остановившись, Квентин протянул ей куклу в крестильной рубашечке, покрытой искусной вышивкой.
Но Эвелин едва взглянула на игрушку. Квентин снова отвернулся, и она могла безбоязненно наблюдать за ним, отмечая перемены. Одежда тоже другая, думала она, глядя, как Квентин наклонился над другой куклой. Она впервые видела его в джинсах, которые сидели на нем так же хорошо, как и все остальное.
Честно говоря, когда она сегодня утром увидела его, у нее дрогнули колени. Хорошо, что она не сидела на дереве, — она бы просто упала. До сих пор у нее внутри что-то вздрагивает.
На Квентине, кроме джинсов, были ковбойские сапоги и белая хлопковая рубашка без воротника с открытым горлом. В вырезе проглядывали темные волосы на его груди, напоминая ей о том дне, когда он снял спортивную куртку после пробежки. Так как вечер обещал быть холодным, Квентин накинул на плечи фланелевую рубашку в синюю и зеленую клетку.
Квентин, откинув назад голову, заговорил с кем-то и повернулся к Эвелин в профиль. Сегодня он не побрился, и темные тени на его подбородке и над верхней губой волновали ее.
— Как вы думаете, не купить ли такую для ребенка Конни? Ей понравится? — Он показал Эвелин еще одну куклу.
Эвелин покраснела, зная, что смотрела на него не так, как следовало.
— Уверена, что понравится, — быстро сказала она, пряча смущение и удивляясь его заботе о Конни. — А что, если у нее родится мальчик?
— И это говорит современная женщина, — заметил Квентин, достал бумажник и отсчитал гораздо больше денег, чем кукла стоила. — Разве мальчики не могут играть в куклы?
— Нет, сэр, — сказал старый, морщинистый старик, что сидел за прилавком. — Уж точно это не про них.
Квентин рассмеялся и протянул деньги, которые старик флегматично принял.
— Что ж, ладно. Тогда оставьте эту куклу себе, Эвелин. — Квентин протянул ей игрушку, руки которой, вытянутые вперед, словно хотели обнять ее. — Вот, держите. Теперь вы ее мама, так что вам надо познакомиться.
Эвелин хотела отказаться. Что-то в этой глупой игре ее беспокоило. Может, сам Квентин, которого она до сего дня считала самым высокомерным типом на свете, а он вдруг забавляется с игрушкой без всякого намека на самодовольство. Или, если быть совсем честной, ее охватило напряжение, которое, как Эвелин призналась себе, было чисто сексуальным. Это напряжение возникло при мысли о Квентине и о детях одновременно.
Квентин укоризненно нахмурился.
— Что? У вас нет материнского инстинкта? — Он взял руку Эвелин и согнул ее на уровне груди, соорудив таким образом подобие колыбели для куклы. Затем аккуратно устроил туда купленную игрушку. — Ну, посмотрим. — Он сделал шаг назад и внимательно осмотрел результат своих стараний. — Так гораздо лучше.