— Мама, — сказал, — меня назначили грузином.
Это года четыре ему было. А после окончания школы и успешного поступления в сварочный институт Йосиф дал Бориске сто тридцать рублей, и он впервые в жизни сам поехал к морю в Алушту. Чтобы провести там неделю отдыха.
На пляже к Бориске подошли двое кавказцев. Заговорили по-своему. Он говорит:
— Не понимаю я.
А они, уже по-русски:
— Ты из Армении?
— Нет, — Бориска говорит, — нет.
— Думаешь, если живешь не в Армении, можно не знать родной язык? Ты же армянин.
— Нет, — говорит Бориска, — не армянин.
Они подозрительно на него смотрят и говорят:
— Ну мама у тебя армянка?
— Не армянка.
Тут кавказцы стали уже наступать на Бориску с весьма серьёзными намерениями. В смысле — собираясь избить. Потому что отказываться от армянской мамы по их армянским представлениям о чести и совести — это совсем уж последнее дело, ни в какие ворота не пролезающее. Но Бориска вовремя сориентировался, так как не хотел, чтоб его били:
— Подождите, — говорит, — и оставьте свои серьёзные намерения в покое. Я вам завтра паспорт принесу.
Завтра пришёл на пляж с паспортом. Как идиот. Они подходят, смотрят в паспорт, читают в графе «национальность» «еврей» и говорят:
— Ну хоть не русский.
Восемьдесят рублей Бориска привез обратно. Армяне так с ним подружились, что не дали потратить его деньги. У них папа на алуштинском рынке фруктами торговал, а они — сыновья (Бориска до сих пор помнил их имена Отар и Долик) — помогали папе прогулять выручку. Не всю, конечно, но существенную её часть.
Это было первое столкновение Бориски с плохим отношением кавказцев к русским. Видимо, что-то такое они знали и предчувствовали уже тогда, в прошлом столетии, во времена всеобщего братства и повальной дружбы народов, когда сами русские о нелюбви к ним ещё не догадывались.
Сегодня положение, конечно, иное, сегодня все знают о настороженности других народов по отношению к России. Да и то списывают его на бывшие в кавычках заслуги бывшего Советского Союза.
Когда Бориска, эмигрировав, учился на языковых курсах, двадцать третьего февраля так называемые русские притащили в класс вина, водки и лёгких, как сон, закусок. На перемене выставили всё это дело, говорят:
— Давайте выпьем. У нас, — говорят, — сегодня всенародный светлый праздник.
Народ сразу откликнулся положительно. Чех, полька, араб из Ирака, венгр, пучок южных корейцев и вьетнамцев, афганец, две учительницы-немки — бывшие гэдээровки.
Выпили, закусили. Раз и ещё раз. Развеселились, раскраснелись. Переменку затянули. Вдруг афганец спрашивает: