Кто-то спросил, должны ли вернуть человеку его права, если он их нарушил.
Стейнбек уточнил: «Водительские права?» Ему ответили, что не только водительские права. Стейнбек снова кивнул головой. Эти наскоки «волчат» продолжались минут двадцать, и вдруг Стейнбек сказал: «Друзья мои! У меня есть молодой друг. Ему двадцать один год. Он даже моложе вас. Он живет в Лос-Анджелесе, а я – в Нью-Йорке. Мы частенько перезваниваемся. Однажды он позвонил мне и спросил: «Джон, это ты?» – «Да, – сказал я, – это я. А это ты, Майкл?» – «Да, – сказал он. – Это я...» Наступило молчание, после которого последовала с его стороны великолепная фраза: «Ты знаешь, Джон, самая лучшая часть диалога – это молчание. Но позволить себе молчать за столь высокую телефонную плату я не имею права. Пока, Джон».
Мы зааплодировали, и Джон Стейнбек произнес: «Мои молодые друзья! Наш почти двадцатиминутный диалог больше напоминает молчание. А позволить себе и дальше молчать за столь высокую плату, какой для меня являются время и возраст, не имею права. Гуд бай!»...
На этом наша встреча с Джоном Стейнбеком закончилась. Мы потом долго сокрушались по поводу того, что не задали ему многих по-настоящему интересных вопросов – размахивали кулаками после драки. Но поздно...
В конце 1966 года судьба предоставила мне еще один, как говорят шахматисты, острейший вариант, которым я не преминул воспользоваться. Вариант этот, как выяснилось впоследствии, мог сопровождаться и жертвами...
Борис Николаевич Полевой пригласил меня в свой кабинет и, к моему полнейшему изумлению, сказал: «Доктор! От Союза писателей готовится представительная поездка во Вьетнам. Не хотите ли поехать с великими в качестве корреспондента журнала «Юность»?»
Я, конечно же, ответил, что поеду с радостью, если меня выпустят. И рассказал ему историю со святой ошибкой, после которой надо мной кружит «галочка» невыездного.
Полевой задумался ненадолго и сказал, что постарается эту проблему решить. Во Вьетнаме уже разгоралась очередная эскалация знаменитой войны. Во Вьетнам оформляли, как в капиталистическую страну, поскольку он находился в прямом конфликтном соприкосновении с США – «оплотом мирового империализма». В связи с этим процесс оформления документов был длительным и скрупулезным.
Вьетнам в то время испытывал идеологический пресс со стороны Китайской Народной Республики. Нерушимая советско-китайская дружба дала серьезную трещину. Китайские руководители называли советских руководителей «предателями и ревизионистами». Поэтому поездка в сражающуюся социалистическую страну имела и политический подтекст. СССР оказывал «братскому вьетнамскому народу» огромную экономическую и военную помощь в его борьбе с «американскими империалистами» – помощь значительно более существенную, чем помощь «китайских братьев».