Амос уединенно жил за городом среди книг, лишь изредка нарушая свое одиночество игрой в гольф с соседом, который был также его издателем. Жена писателя — известная голливудская актриса Вера Вейн. Хотя профессиональные интересы часто разлучали супругов, они были по-настоящему преданы друг другу, и Вера разделила с Амосом последние минуты его жизни. У Амоса не было детей, и, мне кажется, он очень жалел об этом. Из него получился бы нежный отец.
Старые друзья Амоса говорят, что никогда не видели его сердитым. Внутренняя чистота защищала его от всех превратностей жестокой жизни. «Он был наименее эгоцентричным писателем из всех, кого я когда-либо знал», — сказал о нем издатель Тони Кейн, проработавший с ним не один год. Мос почти никогда не читал рецензии на свои книги. Он просто садился и писал еще один роман. Однако нельзя сказать, чтобы положительные рецензии не радовали его, а отрицательные не причиняли боль. «Этот парень, кажется, не понял, что я хотел сказать, — спокойно говорил он. — В следующий раз надо работать упорнее. Я хочу писать для всех».
Мос считал, что главное в работе писателя, это общение. «Я хочу заставить маленького человека посмотреть на мир глазами великого человека, — говорил он. — Я хочу, чтобы великий человек понял маленького человека. Если я помогу им найти друг друга, мой труд не пропал даром».
Амос презирал какие бы то ни было «измы». «Объяснение трагического положения человека в непостижимом мире заложено в самом человеке, — говорил он, — а не в кредо и не в кодексах».
Амос Коттл не отказывал в помощи начинающим писателям. Ни одна присланная ему рукопись не оставалась непрочитанной. К тому же, он частенько помогал начинающим писателям деньгами.
Наверное, настало время определить место Амоса Коттла в американской литературе. Горячее сердце, могучий ум, наблюдательный взгляд, чуткий слух — все это было у Амоса Коттла. Он обладал уникальным даром чувствовать несравненную музыку английского языка. Он писал прозу, каждая строка которой поет. Жесткая самодисциплина, присущая истинному художнику, очистила его стиль от всего наносного. Коттл был почти ясновидцем в понимании тайных уголков человеческого сердца. Он был близок к настоящему величию, и в его поколении другого такого писателя нет.
Леппи кончил читать. Молчание затянулось. Мэг, искренне тронутая услышанным, почувствовала, что у нее защипало глаза. Более сдержанная в проявлении чувств Филиппа налила себе еще чашку кофе и закурила сигарету.
Леппи посмотрел на Гаса и Тони.