Конни обеспокоенно вгляделась в его лицо. Похудел, обозначились скулы. Но глаза ласково улыбались, и у нее отлегло от сердца: с ним не надо соблюдать манеры. От него к ней шли волны тепла, и на душе у нее стало покойно, легко и радостно. Чисто женское, обостренное сейчас чутье сказало ей: «С ним я счастлива». Никакая Венеция не могла дать ей этой полноты счастья и умиротворения.
— Тебе было очень плохо? — спросила она, сидя за столом напротив него. Он очень похудел, сейчас это было особенно заметно. Его рука, такая знакомая, лежала на столе покойно, как спящее животное. Ей так хотелось взять и поцеловать ее, но она не смела.
— Люди чудовищны, — сказал он.
— Тебя это очень мучило?
— Очень. И всегда будет мучить. Я знал, глупо мучиться, но ничего не мог поделать.
— Ты чувствовал себя как собака с привязанной к хвосту жестянкой? Это написал Клиффорд.
Он поднял на нее глаза. Жестоко передавать ему слова Клиффорда: гордость его была уязвлена.
— Да, наверное.
Конни еще не знала, в какое бешенство приводят его нанесенные ему оскорбления.
Оба замолчали надолго.
— Ты скучал обо мне? — первой заговорила Конни.
— Я был рад, что ты далеко от всего этого кошмара.
Опять молчание.
— А кто-нибудь поверил про нас с тобой?
— Никто. Даже на миг не могли себе представить.
— А Клиффорд?
— Думаю, тоже не поверил. Просто отмахнулся, не задумываясь. Но, разумеется, видеть ему меня после этого было не очень приятно.
— У меня будет ребенок.
С его лица как губкой стерло все чувства и мысли. Глаза потемнели, на нее точно смотрел ими дух черного пламени.
— Скажи, что ты рад! — Конни безотчетно, потянулась к его руке. Она видела — в его лице на миг отразилось торжество. Но тут же исчезло, подавленное чем-то ей непонятным.
— Это — будущее, — проговорил он.
— Но разве ты не рад? — настаивала она.
— Я не верю в будущее.
— Ты только не волнуйся, это не накладывает на тебя никаких обязательств. Клиффорд будет растить его как своего родного ребенка, он даже обрадуется.
Конни заметила, как он побледнел, весь как-то съежился. И молчал.
— Мне лучше вернуться к Клиффорду и подарить Рагби-холлу маленького баронета?
Он глядел на нее, бледный, отчужденный. По лицу Пробегала нехорошая усмешка.
— Ты не скажешь, конечно, кто отец ребенка?
— А Клиффорд все равно примет его. Если я захочу.
Он немного подумал и сказал, явно обращаясь к себе:
— В самом деле, а почему бы и нет?
И опять оба как воды в рот набрали — пропасть между ними ширилась.
— Скажи, ты хочешь, чтобы я вернулась к Клиффорду? — спросила Конни.
— А что ты сама хочешь?
— Я хочу жить с тобой, — сказала она просто.