— Я, — сообщила голова с двумя симметричными фингалами под глазами.
Чебурашка дернулся за ковшиком, но Илья легонько шлепнул его пониже спины.
— Брэк! В угол ринга.
— За что? — обиженно засопел домовой, но послушно поднялся по ступенькам и встал в угол. Авторитет «папы» был непререкаем.
Илья повернулся к Горынычу и даже присвистнул от удивления. Шейный узел был тугой и плотный.
— Ну и — что теперь делать с тобой будем, Горыныч? Не успели за дружбу братину хмельную опустошить, как ты сразу мордобой устроил.
Головы пристыженно молчали.
— Да-а-а, — протянул Илья, — гордиев узел развязать непросто.
— А ты возьми да сабелькою острой, — подал из своего угла голос Чебурашка. По всему было видно, что он еще не остыл.
— Нет, ты не Наполеон, — укоризненно покачал головой капитан, — у тебя все замашки Македонского.
— Красиво. Какие стихи рождаются, — вдруг мечтательно протянула Центральная. — А если, скажем, так:
Гордиев узел развязать непросто,
Но если меч у вас наточен остро,
Вам повезло…
— Кому повезло, дура, — подала голос Левая, — нас сейчас на полоски резать будут.
— За что? — искренне удивилась Центральная.
— За папу, бестолочь. — прошипела Правая. — Память отшибло? Кто его скушать хотел?
— Кощей.
— А разве не ты?
— Не я.
— А за что мы тебе морду били?
— Вы мне? Ха-ха…
Головы сделали рывок по направлению друг к другу и затянули шейный узел еще туже.
— Какой темперамент! — покачал головой Илья. — Я вас, пожалуй, не буду распутывать, не то опять передеретесь.
— Папа, спасай! — просипела Левая. — Дышать нечем.
— А буянить больше не будете?
— Мы больше не будем, — с натугой прошелестели головы.
— Попробую поверить. Так… ты морду назад… да не ты, а та, у которой фингал под правым глазом… Хорошо… А теперь ты, бард наш посадский, ныряй в ту петлю… Отлично…
Не прошло и двух минут, как драконьи морды вздохнули с облегчением, покачиваясь на длинных шеях.
— Ну миленькое, ну что тебе стоит? Прости ты дурня старого, мужлана неотесанного. Позволь хоть одним глазком глянуть, что в посаде делается. Василиса нежно поглаживала зеркальце. — Сердце мое изболелося, исстрадалося. — На зеркальце упала первая слезинка. Стеклянная позерхность нервно вздрогнула.
— Ну разве что одним глазком, — неуверенно пробормотало оно.
— Одним, одним, — обрадовалась медведица, торопливо вытирая слезы мохнатой лапой. Зеркальная гладь пошла голубыми волнами, и перед глазами Василисы появилась сердитая физиономия Чебурашки, яростно колошматившего черпаком по драконьим мордам.
— Ах, — всплеснула лапами пораженная Василиса, — Чебурашка… Зеркальце отлетело в сторону. — Какая битва! Какой героизм!