и дубы, между которыми проглядывал пролив Лонг-Айленд.
Натан встретил его перед домом. Спенсер стоял, любуясь деревьями и вдыхая соленый воздух.
— Я перевез их из Нью-Хэмпшира и Вермонта, — сказал Натан, показывая на сахарные клены. — Здесь, в Коннектикуте, сколько ни старайтесь, вы не найдете таких красивых деревьев с такими огненными листьями осенью.
Они кивнули друг другу с вежливым безразличием. Рукопожатия избежали. Спенсер слышал, как тоненько гудит его магнитофон.
Натан выглядел возмужавшим. Спенсер подозревал, что он вернулся в Гринвич, будучи в душе полностью Синклером, но в обличье А. Мейплтопа. И действительно, его манера вести себя, одеваться, говорить так вежливо и благородно, его уложенные в прическу, аккуратно подстриженные — косички как не бывало, — освеженные туалетной водой волосы — то есть буквально все свидетельствовало о том, что Натан превратился в настоящего Синклера. Его одежда, дом и его речь говорили о многом. Но было видно и главное — на все это требовались большие деньги.
— Ты все еще Мейплтоп, Натан?
— Вряд ли я уже стану кем-нибудь другим. — Он растянул рот в белозубой улыбке. — Ну и куда же мы поедем?
— А разве нам нельзя остаться здесь?
— Нет. К сожалению, сегодня не тот день. Я только недавно уволил повара и горничную. Поэтому я предлагаю отправиться в город, там есть одно хорошее место. Просто очаровательное. Думаю, вам понравится.
Спенсеру было не все равно, куда ехать. Он хотел остаться в доме, чтобы увидеть, как там внутри. Что он ожидал найти в этих залитых солнцем комнатах, среди цветов и редких растений в горшках, среди книжных полок и антикварных безделушек? Неужели квадратную подушку тридцать на тридцать, безмятежно лежащую на диване?
Место, куда привез его Натан, было действительно приятное. Они сели на южной стороне, где ласково пригревало солнце. Столы были покрыты красно-белыми клетчатыми скатертями. Официантка в красно-белом переднике принесла им кофе.
Первые десять минут они лениво перебрасывались малозначащими фразами. Натан, не переставая, курил. Спенсер понял, что все у Натана сейчас показное: и хладнокровие, и самоуверенность, и изящные манеры с претензией на аристократизм. Он нервничает, и его напряженные пальцы непрерывно хватают сигарету за сигаретой.
— Так чем я обязан твоему визиту, Спенсер? — произнес Натан через некоторое время. — Можно я буду звать тебя Спенсер? Ты уже начал писать книгу?
— Я никогда в этом не был силен, — ответил Спенсер.
— А-а-а, — протянул Натан. Его вопрос повис в воздухе, оставшись без ответа.