Новый мир, 2000 № 06 (Журнал «Новый мир») - страница 247

С. Ломинадзе утверждает, что А. Василевский фактически не прав, поскольку имеется полное смысловое сходство высказывания о слезинке ребенка, вложенного Достоевским в уста Ивана, с одним высказыванием самого Достоевского из его знаменитой Пушкинской речи 1880 года (правда, тут вместо ребеночка у Достоевского фигурирует старый генерал — муж Татьяны). С. Ломинадзе, торжествующе указывая на этот общеизвестный факт, конечно, прав — но только на уровне литературоведческой арифметики. Дважды два безусловно равняется четырем, но литературоведение, как и математика, к счастью, на этом не кончается. Приходится напомнить, что одно и то же на первый взгляд высказывание не равно само себе, если встречается в принципиально разных контекстах. В художественном произведении о братьях Карамазовых «слезинка ребенка» является частью умозрительной Ивановой конструкции, включающей в себя пресловутое «возвращение билета» и проч. А у Достоевского? Ломинадзе цитирует письмо Достоевского Н. А. Любимову, в котором романист так характеризует Ивана: «Мой герой берет тему, по-моему, неотразимую: бессмыслицу страдания детей — и выводит из нее абсурд всей исторической действительности» (XXХ, кн. 1, 63). По этому поводу Ломинадзе замечает: «„Отрицание смысла исторической действительности“ Достоевский на той же странице письма решительно отвергает, но в „неотразимости“ темы „бессмыслицы страдания детей“ убежден, как видим, безоговорочно».

Итак, мировоззрение, отрицающее смысл всей исторической действительности, и мировоззрение, такое отрицание отвергающее, это — разные мировоззрения? Думаю, сам Ломинадзе не сможет это отрицать. Так — вложено высказывание о слезинке ребенка в уста персонажа, обладающего своим специфическим мировоззрением, не тождественным авторскому? Да. Таким образом, прав все-таки составитель «Периодики».

Аркадий Львов. Разговоры с Симоновым. — «Время и мы». Демократический журнал литературы и общественных проблем. Москва — Нью-Йорк, № 146 (2000).

«Симонов, уловив, должно быть, мое недоумение, объяснил, что у Фадеева, как автора романа „Разгром“, где главным героем „человек с нездешними зелеными глазами“ по имени Левинсон, были в свое время очень близкие отношения с еврейской секцией Союза писателей. Ему не только доверяли в этой секции, но и любили его и избрали даже в руководство. И вот, как руководитель Союза писателей и как человек — так, по крайней мере, думали наверху — наиболее осведомленный по части настроя еврейских писателей, Фадеев в сорок восьмом году составил списки на аресты, которые были произведены тогда же, в сорок восьмом, и, частью, в сорок девятом году…»