Так что, завершая эпопею с вознесением Сталина на пост Генерального секретаря, хочу подчеркнуть, что оно явилось итогом согласованного решения. Причем принято было без возражений с чьей-либо стороны. С учетом всего этого это избрание было с точки зрения норм партийного устава вполне правомерным и не могло вызывать каких-либо возражений. По крайней мере на том этапе не было буквально никаких оснований утверждать, что он путем закулисных маневров и гнилых компромиссов сумел проложить себе путь к должности Генерального секретаря ЦК партии. Позднейшие же обвинения его в том, что он узурпировал власть в партии, опираясь на должность Генерального секретаря, — это уже предмет совсем иного рода. Предмет, требующий специального рассмотрения.
В качестве своеобразного аккорда, касающегося рассматриваемой темы, позволю себе привести оценку первых шагов работы Сталина на посту Генерального секретаря, данную человеком, имевшим возможность наблюдать эту работу Сталина не со стороны, а изнутри. Речь идет о А.М. Назаретяне, старом большевике, хорошо знакомому Сталину по совместной подпольной работе в Закавказье. Именно Назаретян был выбран Сталиным в качестве заведующего своим собственным секретариатом. В письме от августа 1922 года (т. е. буквально через 3–4 месяца после вступления Сталина в свою новую должность) Назаретян писал своему другу С. Орджоникидзе: «Коба меня здорово дрессирует. Прохожу большую, но скучнейшую школу. Пока из меня вырабатывает совершеннейшего канцеляриста и контролера над исполнением решений Полит. Бюро, Орг. Бюро и Секретариата. Отношения как будто не дурные. Он очень хитер. Тверд, как орех, его сразу не раскусишь. Но у меня совершенно иной на него взгляд теперь, чем тот, который я имел в Тифлисе. При всей его, если так можно выразиться, разумной дикости нрава, он человек мягкий, имеет сердце и умеет ценить достоинства людей. Ильич имеет в нем безусловно надежнейшего цербера, неустрашимо стоящего на страже ворот Цека РКП. Сейчас работа Цека значительно видоизменилась. То, что мы застали здесь — неописуемо скверно. А какие у нас на местах были взгляды об аппарате Цека? Сейчас все перетряхнули. Приедешь осенью, увидишь.
Но все же мне начинает надоедать это «хождение под Сталиным» — последнее модное выражение в Москве — касается лиц, находящихся в распоряжении Цека и не имеющих еще назначения, висящих, т[ак] сказать, на воздухе, про них говорят так: «ходит под Сталиным». Правда, это применимо ко мне на половину, но все же канцелярщина мне по горло надоела. Я ему намекал. Ва, говорит, только месяц еще. Потом»