опередив в этом европейцев на четыреста лет, была низведена Японией до уровня африканских колоний европейских держав. И японцы не собирались выпускать ее из своих загребущих ручек. Именно за контроль над Кореей японцы сражались с китайцами в 1894–1895 годах, а потом начали вести себя в Корее не просто как захватчики, но как рабовладельцы среди своих рабов. Притеснения и убийства корейцев после победы Японии в войне развернулись с новой силой. Достаточно сказать, что они убили Мин — жену нынешнего вана Кореи Коджона, а сам ван вынужден был бежать из дворца с сыном-наследником и укрыться в русской миссии в Сеуле. Так он провел более года, управляя страной прямо с территории миссии. Причем именно управляя, поскольку там были созданы все условия для работы министров. Как мне рассказывал один из сотрудников русской миссии в Сеуле (с русскими миссиями в Китае, Корее, Японии и даже в Сиаме у меня здесь установилась прямая и регулярная связь), все корейские министерства помещались в большом зале, разгороженном ширмами. В случае необходимости ширмы раздвигали, и министры собирались на совет. Рядом был поставлен большой барак под кухню, а двор миссии застроили корейскими домами самых разнообразных фасонов — в них размещались канцелярии главных министров. Тут министры ожидали своей очереди для докладов, и тут же велись текущие дела. А незадолго до переезда вана обратно во дворец к нему даже провели телефонную линию от министерства двора и военного министерства, с которыми он мог связаться в любой момент. Сонмы придворных, евнухов и наложниц наполнили миссию, ожидая приказаний своего властелина…
Так что корейцы прекрасно понимали, что сами они не имеют сил противостоять японцам, и изо всех сил стремились под руку России. Это стремление было общим как для правящих слоев, так и для широких народных масс. Достаточно сказать, что, когда весть о том, что ван сумел сбежать из дворца и добраться до русской миссии, разнеслась по Сеулу, в городе начались народные гуляния — настолько велики были ненависть к японцам и надежда на помощь России в противостоянии многосотлетнему врагу.
В общем, личный посланник вана Коджона появился в моем кабинете в Порт-Артуре всего через месяц после того, как я обосновался здесь. И к настоящему моменту у меня с ваном Кореи установились просто фантастические по теплоте взаимоотношения.
Сказать по правде, я и Каца вызвал сюда во многом потому, что таких возможностей, которые появились в Корее у России вообще и у меня в частности, у нас не было более ни в одной стране мира. Хороших управленцев у меня нашлось бы несколько десятков, и трое-четверо из них могли сравниться с Кацем по уровню. Но именно