Взгляд ее метал искры — достаточно жаркие, чтобы растопить лед в его душе. Как он нуждался в этом тепле! Но принять его не имел права…
— Жюли, ты превзошла мои ожидания во всех отношениях, — отозвался Адам, думая о минувшей ночи, когда она избавила его от мучительной боли, поставив под удар себя.
— В тебе говорят признательность и чувство вины. Вот почему ты так поступаешь. — Ее слова не были вопросом.
— Да, но это — только одна из причин. — Адам потер рукою щеку и рассеянно посмотрел в окно, подбирая слова. Мимо проносились поля озимой пшеницы. — Мне не следовало принимать твою помощь. И брать тебя с собой тоже не следовало.
Жюли чинно сложила руки на коленях, словно образцовая ученица. Вот только глаза подозрительно поблескивали.
— Возможно, дорогой Адам, я и впрямь превосходная актриса, — промурлыкала она. — И воплощенная кротость, верно?
Он кивнул в знак согласия. А в следующее мгновение Жюли ухватила его за воротник.
— Я — воплощенная кротость, даже когда у меня руки чешутся придушить тебя твоим же шейным платком! — Теперь, когда начало было положено, слова полились с уст потоком: — Я сама решила поехать с тобой. Сама! И не в твоей власти запретить мне. Ты мне не отец и не муж… — Она перевела дыхание. — И не возлюбленный.
Поймав на себе изумленный взгляд Адама, — тот никак не ожидал от спутницы подобной вспышки, — Жюли с трудом подавила нервный смех. Какое облегчение — высказать все, что на душе, раз и навсегда оговорить условия!
— А, пропадай все пропадом! — Она весело и безудержно расхохоталась, уже не пытаясь сдерживаться. Эффект нравоучительной тирады был безнадежно испорчен!
Серебристый смех Жюли зазвенел в купе, и на Адама словно повеяло дыханием весны — впервые после затяжных зимних холодов. Он не сводил глаз с девушки. В душе его что-то дрогнуло, и, сам того не осознавая, Адам влюбился без памяти.
Звучала напевная итальянская речь, веселая разноголосица упрямо перекрывала лающую перекличку солдат в австрийских мундирах. В воздухе разливался чуть солоноватый запах зеленой воды. Мальчуган-разносчик с корзинкой хлеба насвистывал дерзкую песенку Герцога из оперы Верди «Риголетто». Седая старуха-цветочница мирно дремала под весенним солнцем.
Длинная вереница гондол покачивалась на волнах у самых ступеней. Гондольер в черных штанах и черной шелковой блузе, застегнутой на все пуговицы, склонился перед Жюли в церемонном поклоне и заботливо поддерживал ее, пока она не расположилась на скамье со всеми удобствами.
Адам завороженно наблюдал за девушкой. Вот она коснулась пальцем рубиново-алой бархатной обивки сиденья, затем провела рукой по резному борту, покрытому блестящей иссиня-черной краской. Девушка явно воспринимала гондолу как живое существо. Что она чувствует при помощи своих волшебных рук?