– Я тебе просто не советую, обгоришь, кожа облезет, как у меня.
Судя по его загару, если он и обгорел, то как минимум дня три назад.
– Не смешно. Поехали уже. Я побуду всего час-полтора, не больше. У меня на сегодня планы… – решаю я забросить пробный шар, и Карабас моментально реагирует.
– Уболтала, – приободрился он, поняв, что терпеть меня долго не придется.
Интересно, а почему его так нервирует мое общество? То целыми днями вместе болтались, то он только час готов меня выносить? Вопросы, вопросы, вопросы… Как мне это надоело.
Без всякого энтузиазма расчехлив прибор для прослушки через окна, Карабас, извинившись, зарулил за трубу. Чтоб вне зоны прослушивания посторонних ушей совершить телефонный звонок. Судя по просительно-извиняющемуся тону, он говорил с кем-то приятным для него и, похоже, переносил на более позднее время назначенную встречу. Не то чтоб я подслушивала, просто немного затаила дыхание. Чуть не задохнулась, пока поняла, о чем он говорит.
Вот так, а сам говорил, что бдить будет. Теперь понятно, намылился на свидание, а я ему весь кайф обломала. Но зачем было прикрываться наблюдением за моей мамой? Что я ему, жена, что ли? Ведь его никто не контролирует.
– Как ты думаешь… – привычной фразой начала я выведывать мнение Карабаса о проблемах моей мамы.
Я почти всегда с этих слов начинаю расспросы. Привычка такая. В порыве откровенности высказав Карабасу несколько свежепридуманных версий маминого поведения, я вдруг заметила, что на меня смотрят как на безумного скунса. И неровен час скинут вниз. Особенно после идеи про мамины сексуальные задвиги.
Сообразив, что я постепенно начинаю отползать на безопасное расстояние, неумолимо приближаясь к краю крыши, Карабас усилием воли привел себя в более спокойное состояние.
– Ты что, хочешь свалиться? Вот дура! Я же тебе ничего такого не сделал?
– Посмотрел бы на свою рожу, – устраиваясь понадежнее, буркнула я. – Завелся с пол-оборота. Сам дурак!
– А нечего было говорить про нее всякие гадости. Фантазия у тебя, как у извращенки! – выпалил Карабас.
Так. Похоже, наметилась новая проблема. Карабас оказался злостным пуританином, отягощенным комплексом вины перед матерью. И почему-то именно моей. Кроме того, только слепой не заметит нелюбви этого пуританина к моей персоне. Есть на свете люди, которые меня не любят. Но не до такой же степени!
Обозлившись, я повернулась к Карабасу спиной. Пусть видит, что я, во-первых, уходить не собираюсь, а во-вторых – плевала на гнусные нападки всяких придурков с плохим вкусом.
– Ладно, – примирительным голосом сказал Карабас. – Зачем нам ругаться? Хочешь, я сейчас тебе кое-что интересное покажу. Ты ведь обожаешь лезть в чужие тайны? Если повезет, услышишь настоящую историю. Меня она сильно поразила.