Она старалась делать все так споро, что вдруг ударилась в стену спиной. Просто он быстро обернулся, чтобы посмотреть на нее. Жар в его глазах напомнил ей, где она находится.
– Простите, – забормотала она. – Я не хотел сделать вам больно. Обещаю, что больше не буду.
– Успокойся, Джорджи. – Он повернулся, уткнув голову себе в колени. – Это только небольшое… напряжение. Ты об этом ничего не знал. Ступай. Дальше я закончу сам.
Она прикусила губу. Мужчина разговаривал так, как будто ему было больно. Она должна бы радоваться, но по некоторым причинам не радовалась. Она почувствовала предостережение против… против чего? Сердце у него болит, что ли? Или она рехнулась?
Джеймс трудился над вторым стаканчиком бренди, когда Джорджи вернулся в каюту. Он снова взял себя в руки, но находился все еще под впечатлением, как легко прикосновения невинной девушки возбудили его. Говорить об умных, хорошо разработанных планах не имело смысла. Он-то планировал, чтобы она подала ему полотенце, помогла облачиться в халат. Он думал посмотреть, как будут вспыхивать эти розовые щечки. Вместо этого он бы сам стоял, как дурак с пылающими щеками. Никогда в своей жизни он так не страдал от честной, откровенной реакции его тела. У него и времени-то не было. А тут, если бы она заметила, то могла бы подумать, не дай Бог, что он так реагирует на мальчиков.
Проклятье. Ну что такое? Ведь игра казалась такой простой. Преимущество на его стороне. Она между ветром и водой, как говорят, – очень неустойчивая позиция. Он хотел совратить ее своими мужскими формами, пока она не придет в такое возбуждение, что сбросит с себя кепку и позволит ему взять ее. Приятная фантазия, в которой он был бы невинным, ничего не подозревающим мужчиной, подвергшимся атаке со стороны своего каютного юнги. Он бы только повел себя как джентльмен, и сдался бы.
Но как бы все это произошло, если старый Джон Генри поднимает свою голову каждый раз, когда она проходит мимо? А если случится так, что она заметит это, девчонка сразу же подумает, что он обожает мальчиков, и никакого чувства, кроме отвращения, у нее это не вызовет. Проклятье, нужно было заставить ее признаться. Тогда бы у него не было никаких идей на этот счет.
Его глаза следили за ней. Она подошла к углу, выделенному для нее. Под мышкой она держала мешок, а гамак висел у нее на плечике. Мешок был слишком толст, чтобы держать в нем только необходимые для мальчика вещички. Наверное, там платье или даже два, а может быть, еще что-нибудь, что проливает свет на тайну, окружающую ее.