— Девятнадцатый век, — сказала вернувшаяся аспирантка. — Неизвестный автор.
— Скорей всего, картину писал раб?
— А ты что, и в живописи разбираешься? — иронично спросила Глория, которой в свое время прозрачно намекнули, за чей счет было накоплено состояние Дюбуа.
— Нет, определенно — раб. — Георгию Орлову надоело изображать тихоню и недотепу из инвалидной коляски. Покатались, и хватит. — Да, раб и к тому же черный.
— У нас теперь говорят — афроамериканец.
— Как ни назови, все равно — невольник, привезенный в цепях и проданный за гроши — нет, за американские центы.
Благовоспитанную американку возмутило неуважение к политкорректности.
— А ты хоть знаешь, сколько долларов стоил хороший работник?
— Меня не интересует, кого и за сколько покупали и продавали.
— А знаешь, во сколько обходился один день содержания взрослого мужчины на плантации?
— Только не надо сочинять, что хозяева берегли и холили рабов.
— А у вас тоже было крепостное право!
— Это лишь в европейской части России. Ни в Сибири, ни, тем более, на Дону никогда не было помещиков!
Георгий Орлов гордо взмахнул здоровой рукой и едва не вышиб из рук сиделки поднос, на котором стояли стаканы, до краев наполненные гранатовым соком.
— Так что мои предки были свободными людьми!
— А мои владели рабами, — заупрямилась аспирантка. — Потому что не было другой технологии выращивания хлопка.
— Да, использовать людей вместо тракторов и машин гораздо экономичней.
— Да, мои предки их обували, одевали, кормили, а особо одаренным предоставляли возможность учиться!
— В Гарварде.
— И вообще, мы избрали президентом страны чер… — Глория Дюбуа вовремя остановилась. — Афроамериканца.
— Ну и что — и у нас в Кремле когда-то сидели грузин с усами и хохол кукурузный.
На этих словах оба спорщика одновременно почувствовали всю неуместность рассуждений о давно минувших днях.
— Ты будешь наконец пить этот проклятый сок?
— Надеюсь, гранаты собраны не ра… — Георгий Орлов осекся и примирительно добавил: — Не афроамериканцами.
Глория Дюбуа поставила поднос на столик у дивана.
— Из-за этой картины я забыла самое важное.
— Королева, прости, я был неправ.
— Зато мы получили хорошую психологическую разрядку.
— Так про что ты забыла?
— А вдруг тебе ночью станет плохо?
— Думаю, вряд ли.
Голос русского пациента звучал убедительно, спокойно и уверенно.
— Значит, я могу провести ночь в свой бывшей спальне.
— Это на втором этаже?
— Да, самая последняя дверь. — Уставшая аспирантка, целый день пробывшая сиделкой, спохватилась: — Но в случае чего — не думай вставать и ковылять ко мне.