— Мик! — сказал я. — Проснись, старина.
Лапы перестали подергиваться. Я ждал затаив дыхание. Большая косматая голова повернулась ко мне, и я сам себе не поверил: на меня глянули ясные, блестящие глаза совсем молодой собаки.
Мик смотрел на меня, растянув губы в улыбке, стуча хвостом по каменному полу, и у меня по жилам словно разливалось теплое вино. Ни воспаления, ни гноя, а ресницы, сухие и чистые, ровной дугой изгибались далеко от поверхности глаза, которую они так долго терли и царапали. Я погладил Мика по голове, и, когда он с любопытством посмотрел по сторонам, меня охватил неизъяснимый восторг: старый пес, наслаждаясь новой свободой, смаковал только теперь открывшийся ему мир. Выпрямившись, я заметил, что Тед Добсон и остальные хитро улыбаются.
— Мистер Клоуз! — возопил я. — Можно вас угостить?
— Спасибо, молодой, человек, подлейте сюда капельку.
— А глаза у Мика стали много лучше.
— Ваше здоровье! — Старик поднял кружку. — Да, застудил он их маленько, а теперь и прошло.
— Но, мистер Клоуз!..
— А так-то ничего хорошего. Его так и тянет под дверью лежать, ну и опять их застудит. Еще с тех пор, как щенком был…
Мне очень нравится писать про операции, которые приносят животным быстрое блаженное облегчение. Устранение заворота век — одна из них, и мы довольно часто ее делаем, хотя отнюдь не в столь красочной обстановке, как было, когда вокруг Мика на операционном столе толпились добродушные работники с ферм. Зато хозяева наших нынешних пациентов очень нам благодарны — в отличие от милого старичка Альберта Клоуза.
Мужчина в дверях приемной вне себя от отчаяния бормочет, задыхаясь:
— Ничего не получается!.. Я не могу его вытащить… Он как доска…
У меня защемило сердце. Значит, опять!
— Джаспер?
— Да, он на заднем сиденье, вон там.
Я кинулся к машине и открыл дверцу. Именно этого я и боялся: крапчатый красавец закоченел в ужасной судороге — спина выгнута, голова запрокинута, ноги, твердые, как палки, тщетно ищут точку опоры.
Не тратя времени на расспросы, я побежал в дом за шприцем и лекарствами, подстелил под голову собаки газеты и ввел апоморфин. Теперь оставалось только ждать.
Хозяин Джаспера поглядел на меня со страхом:
— Что это?
— Стрихнин, мистер Бартл. Я сделал инъекцию апоморфина, чтобы очистить желудок.
Я еще не договорил, а собаку уже вырвало на газеты.
— Теперь он поправится?
— Все зависит от того, сколько яда успело всосаться. — У меня не хватило духа сказать ему, что смертельный исход почти неминуем, что за последнюю неделю через мои руки прошло шесть собак в подобном состоянии и, несмотря на все мои старания, они погибли. — Нам остается только надеяться на лучшее.