Когда дама удалилась, во внутренних комнатах внезапно поднялся оглушительный гвалт. Стьюи одарил меня сияющей улыбкой:
— Мег вернулась с ребятками. Идемте, я вас познакомлю.
Мы вышли в коридор и погрузились в невероятный шум и суматоху. Дети кричали, визжали, прыскали от смеха; звякали ведерки и лопаточки; большой мяч прыгал от стены к стене, и все перекрывал безжалостный плач младенца.
Стьюи шагнул в центр сумятицы и извлек оттуда худенькую женщину.
— Моя жена, — произнес он с тихой гордостью и посмотрел на нее, словно подросток на кинозвезду.
— Здравствуйте, — сказал я.
Мег Брэннан пожала мне руку и улыбнулась. Ее неотразимая прелесть существовала только в глазах ее мужа. Она сохраняла остатки миловидности, но ее лицо несло следы нелегко прожитых лет. Я представил себе ее жизнь — матери, домохозяйки, кухарки, секретарши, регистраторши и ветеринарной сестры!
— Ах, мистер Хэрриот, вы и мистер Фарнон так добры, что согласились нас выручить. Мы просто мечтаем об этой поездке! — В ее глазах отсвечивало отчаяние, но они были очень добрыми.
Я пожал плечами.
— Миссис Брэннан, о доброте тут речи нет. Я уверен, что извлеку для себя много пользы, и от души надеюсь, что вы все чудесно отдохнете! (Говорил я совершенно искренне — судя по ее виду, отдохнуть ей было абсолютно необходимо.)
Меня познакомили с детьми, но я так до конца в них не разобрался. Кроме младенца, который вопил не переставая, во всю силу поистине железных легких, имелось как будто три мальчика и три девочки, но точно сказать не могу — слишком быстро они проносились то туда, то сюда.
Утихомирились они (ненадолго) только за ужином, когда Мег кормила их и нас, накладывая из огромной кастрюли жидкое варево, включавшее кусочки баранины и картошку с морковью, — кстати, очень вкусное. Затем мы получили по солидному куску бланманже, сдобренного джемом.
Тут снова поднялся шум: ребятишки с неимоверной быстротой расправились со своими порциями и устроились играть тут же в комнате. Меня смущал только новый пестрый мяч: два старших мальчика перебрасывались им через стол, за которым мы ели. Родители их не останавливали — Мег, чувствовал я, уже перестала пытаться что-либо изменить, а Стьюи никогда и не пытался.
Только один раз, когда мяч пролетел под самым моим носом, чудом не задев ложку с дрожащей пирамидкой бланманже, отец все-таки запротестовал:
— Полегче, полегче! — рассеянно буркнул он, и мяч продолжал летать, но ближе к середине стола.
На следующее утро я проводил счастливее семейство. Стьюи за рулем большого проржавевшего форда кивал и помахивал рукой, Мег рядом с ним улыбнулась измученной улыбкой, а за треснутыми боковыми стеклами куча ребятишек и собак сражалась за самые удобные места. Машина тронулась, кроватка, коляска и чемоданы на крыше угрожающе закачались, дети завопили, собаки залаяли, младенец заплакал, и они укатили.