На Москва-реке, по-за Москва-рекой,
Что ни день под землю опускается,
Что ни ночь на небо подымается –
Нет покоя изотчаянной душе мирской,
Угомона неприкаянной тоске людской,
Не умается она, не унимается.
По снегу по крепкому шаги хрустят,
Ног бессонных беспокойных топоты.
Чьи же то украдчивые шепоты?
Чьи же то платки тугие на плечах шуршат?
Кто такие, кто такие по ночам вершат,
Крадучись, догадчивые хлопоты?
Перекрестки-переулки спят – не спят,
И во все незрячие оконницы
Недреманные глядят околицы,
Как сугробы мнут нажимами тяжелых пят, –
Пробираясь – чет и нечет, сам-четверт, сам-пят –
Богомольцы всё да богомолицы.
И у всех, у всех в ушах и на устах:
Двинулась Царица приснославная,
Новоявленная, стародавняя.
И несут от церкви до церкви впотай, впотьмах,
На рабочих, на усталых на своих руках
Образ Божьей Матери Державныя.
Ладаном возносятся от многих уст
Воздыхания и сокрушения,
Упования и умоления.
Очи теплятся свечами во сорокоуст.
Пенье – стоны заглушенные и тонкий хруст
Рук, поднятых в чаяньи спасения.
Плачут горькие: – Как были три петли,
Так они по горлышку приходятся.
Кто и выживет – навек уродица.
Ты не нам, крапивам сорным, благодать пошли,
Ты за малые за травки Бога умоли,
Оглянись на деток, Богородица.
Шепчут нежные: – На что цвести цветам,
Если высохнуть никем не взятыми,
Без вины кручинно виноватыми?
Ты нечаянною радостью явися нам
И зарей незаходимой улыбнися нам –
О Твоем же Имени и святы мы.
Молвят злые: – Заплутали без пути,
Впали во прелестное мечтание.
От бесовского избавь стреляния,
Тихое Пристанище, от бури ущити,
Вызволи, Споручница, из адовой сети,
Смерти нам не дай без покаяния.
Так и носят о полуночной поре,
Провожая низкими поклонами,
Вздохами, слезами затаенными.
Не оставят ранее, чем утро на дворе,
И поставят Матушку в Страстном монастыре,
С древле-соименными иконами.
О ночную пору на Москва-реке
Поднялася, веется Метелица,
Вьюжится, и кружится, и мелется,
Неодета, необута, пляшет налегке.
Как хмельная, в снеговом да вихревом танке,
Прядает, и падает, и стелется.
Вьется, завивается лихой танок.
А и свисты-посвисты глумливые,
А и крики-окрики шальливые.
У пяти углов да посреди пяти дорог