Старый знакомый, врач из больницы, где она прежде работала, уже ушел. Напоследок он даже не попрощался, и лицо у него было такое, что она съежилась, как будто он все еще был ее начальником. Женщина подошла к постели сына, сжала его исхудавшую, прохладную руку. Тот лежал, открыв глаза, но в них лучше было не смотреть.
— Я солгала!
Плакать она уже не могла. Ее квартира была забита цветами, которые присылали с его прежних работ, приходили незнакомые люди, выражали соболезнования… Одна молодая женщина постоянно звонила и спрашивала, как это случилось, где он лежит, нужны ли деньги, ее муж человек состоятельный… И главное, он когда-нибудь о ней говорил? Но мать отвечала, что нет, никогда.
— Я солгала, слышишь? — Она склонилась к застывшему, все более уходящему в себя лицу, похожему на слабо улыбающуюся архаическую маску. — Ты никогда не был болен! С тобой было все в порядке! Я хотела только поторопить тебя, потому что, пойми, когда женщина одна и у нее на руках ребенок со способностями, а он ленится, и помочь некому, и…
Меня больше нет.
— Сонный час, — равнодушно сказала медсестра, вкатывавшая в палату капельницу на штативе. Ее грубое лицо не выражало ровно ничего, как у большинства людей, ухаживающих за безответными «овощами».
— У него навсегда сонный час, — тихо ответила мать, отнимая руку от постели. — Пусть отдохнет. Я принесла вам конфеты…
Она вдруг поймала себя на том, что заискивает перед этой дебелой бабой, и узнала свой приниженный тон. Так когда-то говорили и с ней, оставляя на ее безучастных руках оцепеневшие и все же родные тела. И ей совали что-то родители, супруги, дети, чтобы за пациентами ухаживали получше. Не больно укололи, вовремя перевернули, помыли. И эти жалкие, порою купленные на последние копейки взятки раздавались впустую. Ведь такой пациент не мог ни на что пожаловаться, а ей не хотелось тратить на уход за полумертвым телом те душевные силы, ту теплоту, которую она пыталась сберечь для сына. И когда она возвращалась домой, а ее мальчик жадно поедал конфеты, последним, о чем она думала, был пациент в палате.
Мать робко наклонилась, чтобы поцеловать лицо сына, и его открытые глаза показались ей двумя аквариумами со сгнившей, мутной водой, где все мысли всплыли кверху брюхом, как умершие рыбки.