– Понятно, понятно, – Северный замолчал. – А какая работа – ваша?
– Ну, я всегда при Леониде Николаевиче… Настя была хорошая, вежливая! – чуть не простонал охранник Саша. Видимо, его угнетала тишина. Не вообще тишина – таких парней, как этот Саша, редко что угнетает, – а тишина в данном конкретном месте. И вообще – угнетало данное конкретное место. Не ясна была причина. Неужто охранник такой трепетный, что смерть дочери хозяина напрочь выбила его из колеи? Может, был влюблён? Такое случается. Нет, на влюблённого не похож. Что-то другое. Сейчас не важно.
Всеволод Алексеевич прошёл в ванную и уже оттуда спросил:
– Эта дверь была открыта, когда вы приехали?
– Нет.
– Саша, будьте любезны, принесите мне мой саквояж. Он на заднем сиденье машины. Спасибо.
Охранник явно был рад сорваться отсюда не только за саквояжем, но и в кандалах по этапу. И тут Северный мог его понять. Даже если парень и повидал немало, то такого он явно не видел никогда. На лацкане пиджака мокрое пятно. Очевидно, что его неожиданно стошнило и он был вынужден отмывать завтрак со своих «доспехов». Если эту ванную комнату видели муж и отец, то… То понятно, отчего муж рыдает. И остаётся только восхищаться самообладанием отца покойной. Крепкий мужик этот Корсаков. Но как-то слишком, на первый взгляд. Олигархи, конечно, «нелюди по определению», если верить яростной народной молве, но обстоятельства, подобные случившимся, уравнивают всех. Исключение может составить патология. Но её, как правило, сразу видно. Не тот случай.
Зять, рыдающий взахлёб?.. У всех по-разному – статистика у Северного накоплена немалая. Но не всё и не всегда умещается в статистические рамки. Особенно такое. Пока непонятно, невнятный он какой-то…
Ванная комната побольше иных гостиных. И тоже – в безумно-розовых тонах и всевозможных их оттенках. Пол весь залит кровью. Тело Насти Корсаковой – в наполненной почти до краёв ванне. Голова на специальном подголовнике. На полу, невдалеке от красивой вместительной лохани на чугунных лапах – плацента с культёй пуповины. Для тех, кто понимает. Для человека же, медицинского образования не имущего и с родами не сталкивавшегося, это – как омерзительная груда чего-то окровавленного, бордово-слизистого, с выползающим оттуда огромным, толстым, витым, белёсым, дохлым глистом. По периметру ванной комнаты, отделанному широким керамическим бордюром, расставлены толстые ароматические свечи – чёрт, розовые! – почти все оплывшие, но в некоторых ещё продолжают теплиться огоньки.
– Я принёс ваш саквояж! – раздался голос охранника из комнаты.