– Как же так?! – спросил изумленный Иванов-Ведьмакин, у которого в голове воцарился хаос и куда уж ему было что-нибудь понять в словах собеседника, тут хотя бы мысли разбежавшиеся собрать.
– Вот и я удивляюсь, – все тем же вкрадчивым голосом сказал Горецкий. – Нестыковочка получается! Вы на нарах паритесь, а трупов-то нет! Один труп просто исчез, а другой прямо передо мной сейчас сидит, вполне живым выглядит и даже не кашляет!
* * *
– Вам нравится Ларнака? – спросил у Кати Корнышев.
– Мне больше нравится Лимасол.
– Почему?
– Там много наших.
– Россиян?
– Да.
– Я так понял, что вы не очень-то охотно шли на контакт, – уловил несоответствие Корнышев. – Старались с русскими не общаться.
– Да, это правда, – подтвердила Катя. – И все равно, когда я слышу русскую речь, я стараюсь держаться где-то поблизости.
– Подслушиваете? – улыбнулся Корнышев.
– Получается, что так, – улыбнулась в ответ Катя.
На самом деле ей не слова были важны, а мелодия речи. Она русскую речь слушала как музыку. Запретную музыку. А запретный плод всегда сладок.
– И еще Лимасол как-то живее, – сказала Катя. – На Кипре город – это и не город, по нашим меркам. В Лимасоле сто сорок тысяч жителей, в столице, в Никосии, – сто восемьдесят, у нас в крупном райцентре столько можно насчитать, наверное. Но в Лимасоле все-таки какая-то жизнь. Офисы. Банки. Служащие ходят. Не просто курорт. Город.
– Но в Ларнаке красиво, – возразил Корнышев. – Я помню, как-то случайно заехал на набережную. Красиво: пальмы, фонари…
– Пальмовая набережная.
– Может, завернем? – предложил Корнышев.
– Конечно! – с готовностью отозвалась Катя и развернула машину.
Попетляв по лабиринту улиц, она безошибочно привезла Корнышева туда, где он когда-то оказался совершенно случайно. Море. Песок пляжа. Причал. Частокол мачт – на воде покачивались яхты.
– Красиво, – сказал Корнышев. – Я иногда завидую людям, которые могут подняться на борт яхты и плыть в одиночестве, не видя берега.
– Вам плохо на берегу? – улыбнулась Катя.
– Иногда бывает плохо.
– А мне, наоборот, не хватает общения.
Значит, все правильно он про нее понял. Ей одиноко на этом острове, и потому она рвется в Москву, где у нее были друзья, были соседи, которых совсем необязательно было сторониться, и где у нее была нормальная жизнь.
Оставив машину на набережной, они пошли по причалу. Слева были яхты, много яхт, справа покачивались на волнах прогулочные катера, некоторые из них были довольно внушительных размеров: двухпалубные, с каютами, с площадками для танцев. Корнышев не мог оторвать от них взгляд. Наводящий лоск на палубе одного из катеров пожилой киприот приветливо улыбнулся, обнажив крепкие белые зубы, и крикнул: