– Что нету, мол, девчонок. Хоть шаром, говорит, покати. Одна только дочка начальника если, да страшно, говорит.
– А чего же страшного? – не понял Горецкий.
– Ну если тесть начальник, так и дочка его в семье командовать будет, – сказала без улыбки Алтынова.
– Дочку его начальника звали Катя. Он про Катю говорил?
– Я не знаю.
– Про Катю вы, значит, тоже ничего не слышали?
– Нет, – скорбно качнула головой Алтынова. – Не слышала.
Разговаривала с Горецким, а сама вслушивалась в звуки, доносящиеся от могилы ее сына. Стучали лопаты. От громких звуков, когда под лезвие лопаты попадал камень, Мария Николаевна непроизвольно вздрагивала. Она пыталась высмотреть, что в той стороне происходит, но видела только летящие комья земли, которые выбрасывали из разрытой могилы гробокопатели.
И вдруг – громкий, отозвавшийся в сердцах звук. Лопата ударила по крышке гроба. Алтынова охнула и прижала кулак к губам, будто боялась закричать. Взгляд ее стал совсем невменяемый, и, чтобы она не отключилась, Горецкий привлек женщину к себе, пробормотал:
– Надо держаться! Держаться! Уже немного осталось!
Она вряд ли понимала то, что он ей говорил.
Те, что оставались у могилы, теперь смотрели в их сторону. Значит, им пора.
– Идемте! – сказал женщине Горецкий, стараясь, чтобы его голос был тверд.
Алтынова не шла, ноги ее не слушались, и Горецкому пришлось буквально нести ее до могилы. По пути Алтынова то и дело хваталась за прутья могильных оград, чтобы не упасть, Горецкий отрывал от прутьев ее оказавшиеся неожиданно цепкими пальцы и увещевал:
– Идемте! Нас ждут!
За время их отсутствия рядом с могилой выросла земляная гора, почти скрывшая под собой примогильную скамью. Только край скамьи торчал, на него Горецкий и усадил женщину. Усаживая, склонился, и на него из близкой могилы вдруг дохнуло сырым холодом. Аж озноб по коже.
– Посидите здесь, – пробормотал Горецкий. – Я распоряжусь.
Он подошел к могиле и заглянул в нее. На дне могилы стоял гроб. Обивка гроба уже истлела, подгнившие доски потемнели.
– Поднимайте! – глухо приказал Горецкий, с замиранием сердца осознавая, что гроб сейчас откроют и ему обязательно придется туда заглянуть, и невозможно ни отказаться, ни перепоручить кому-то, и никуда ему не деться от выполнения этой страшной обязанности.
Кладбищенские засуетились, один прыгнул в могилу, ему бросили концы веревок, он повозился, заводя веревки под днище гроба, получилось не сразу, но справился наконец. Выкарабкался из могилы, сказал, ни на кого не глядя:
– Готово!
И вообще никто ни на кого не смотрел, как вдруг обнаружил Горецкий. Взгляды присутствующих будто обтекали людей, ни за кого не цепляясь, и растворялись в пространстве.