Толпа, возжелавшая скорейшего и тщательнейшего расследования всех обстоятельств столь запутанного дела, придвинулась ближе, чтобы ничего не упустить.
Багажник открыли. И синяя канистра, и разноцветная щетка были на месте. Толпа осуждающе загудела и заволновалась.
– Он подсмотрел! – неуверенно вякнул Фирсов.
Ему никто не поверил.
– Извините, – сказал я Оглоедову. – Ну кто бы мог подумать!
Фирсов понял, что свои сдают его окончательно и он остается один. Неописуемый ужас нарисовался на его лице. Я думаю, что именно в эту самую секунду он горько пожалел о том, что затеял историю с розыгрышем Кирилла.
– Ну моя же машина! – плачущим голосом произнес он. – У меня и документы на нее есть!
– Поддельные! – рубанул воздух широкой, как лопата, ладонью Оглоедов.
Толпа трусливо отшатнулась.
– Не поддельные! – проскулил Фирсов.
– Покажи!
Предъявленные документы на машину произвели на Оглоедова не самое лучшее впечатление. Он даже расстроился, похоже.
– Как настоящие! – сказал осуждающе. – Ну надо же, как научились липу клеить!
– Не липа! – дернулся Фирсов.
– У тебя небось инспектор какой-то знакомый, да? – не услышал его Оглоедов.
– Знакомый! – воодушевился Фирсов. – И еще у меня в ОМОНе друзья! И в отделе этом… ну как его… который по организованной преступности! И даже в охране президента свои люди есть! У меня там кум работает! Вместе с кумой!
Он нес всю эту белиберду с одной-единственной целью – найти себе защитников, пускай даже мифических.
На Оглоедова, похоже, подействовало. По крайней мере он отпустил наконец ворот растерзанной рубахи бедного Фирсова.
– Твоя, говоришь, машина, – произнес задумчиво.
– Моя! – немного осмелел Фирсов.
– И документы у тебя на нее есть…
– Есть! – еще более осмелел Фирсов.
Оглоедов заглянул в салон и попросил до сих пор остававшегося в машине Кирилла:
– Слышь, братан, выйди-ка на минутку!
Кирилл перечить не стал. Вышел. В следующее мгновение Оглоедов своим кулаком, огромным, как кувалда для забивания свай, шарахнул по крыше фирсовского «жигуленка», отчего в той крыше образовалась внушительных размеров вмятина, а лобовое стекло вывалилось и упало на капот. Оглоедову этого показалось мало. Он примерился и ударил в дверцу ногой, закованной в устрашающего вида ботинок пятьдесят неизвестно какого размера. Поскольку машина у Фирсова была довольно древняя и коррозия уже сделала свое черное дело, дверцу Оглоедов пробил насквозь. Только ошметки ржавчины по сторонам разлетелись.
– Ох! – наконец-то подал голос близкий к состоянию невменяемости Фирсов.
– Можешь ездить, если она твоя! – мстительно сказал Оглоедов. – Дарю!