Нерадостное, хмурое утро. Видимость всего двести - триста метров. Повалил густой снег. Сила ветра приближалась к урагану. Зыбь двигалась с северо-запада высокими валами с яростными гребнями на верхушках. Удары волн в левый борт сделались сильнее. Вода, попадая на люки, стрелы и такелаж, замерзала. Стремительная качка, крен на оба борта - тридцать градусов. Картина вокруг неприглядная - краски серая и черная.
Держаться на ногах трудно.
Тревогу умеряло сознание, что в трюмах лежат сосновые доски. Если море оторвет листы на пробоинах, судно останется на плаву.
Прошло два дня. Ураганный ветер по-прежнему гнал на наш теплоход зеленовато-серые пенящиеся волны. Качка усилилась, и крен теперь достигал тридцати пяти градусов.
Мне было тогда тридцать два года, я был здоров, стремительные переваливания с борта на борт выдерживал довольно легко. Но и я в конце вторых суток отяжелел и, помню, увидел у себя в каюте… двух Копаневых. Галлюцинация, весьма озадачившая меня.
Опять тревожные вести. Вода из люка левого борта номер три откачке не поддается и через измерительную трубку проникает в туннель гребного вала. Воду спустили через открытые пробки. Вода идет ржавая, видимо, вместе с рудой.
К вечеру ветер утих до силы обычного шторма. Взяли радиопеленг Лопатки, южного мыса Камчатки. Немного отлегли от души - все-таки зацепились за точное место на берегу.
Маяк на мысе Лопатка! Сколько раз ты выручал меня в труднейшем положении, давая возможность безопасно пройти пролив. Японцы во время войны держали в своих руках всю Курильскую гряду, и, несмотря на то что между островами были превосходные широкие и свободные от опасностей проливы, они запрещали проход через них. Мы, советские моряки, могли плавать Первым Курильским проливом между мысом Лопатка и островом Шумшу. В наших руках была половина пролива, другая принадлежала японцам.
Для навигаций Первый пролив не очень удобен и поэтому в мирное время использовался редко. От мыса Лопатка на северо-запад шла длинная гряда каменных рифов, а посередине на всех картах значилась пятиметровая банка. Как мне рассказывали, капитан Иван Чечельницкий когда-то сидел здесь на своем пароходе, и, хотя последующими промерами банку не обнаружили, на картах ее отмечали. Я был уверен, что Чечельницкий сидел где-то в другом месте, однако старался, как и все, держаться от банки подальше.
В общем, эта банка Чечельницкого суживала и без того узкий пролив.
В час ночи 18 декабря увидели на северо-востоке красный проблесковый огонь. Ни на карте, ни в описании огней и знаков, ни в лоции огонь не обозначен. Весьма неприятное положение. Решил довериться маяку Лопатки, однако пришлось все же на всякий случай дать малый ход и продержаться до рассвета.